- На свидание зовет. На настоящее, а не просто в постель, - произношу я, вспомнив наши посиделки в кафе. – На следующей неделе будет все как полагается: ресторан, платье, и сама понимаешь что. Вот только…

Замолкаю, задумавшись, стоит ли говорить о своих планах Оксане, но она подгоняет меня, чуть не ткнув сигаретой в лицо.

- Говори уже!

- Я ведь рассказывала тебе о странностях Ивана: слишком вовремя наш физрук-фитоняшка ногу сломал. Да и наш выпускник что-то насчет машины говорил странное…

Рассказываю подруге про весьма сомнительную сказочку, которую мне наплел Ваня, и она забавно вытягивает губы трубочкой, как делает всегда, находясь в глубоких раздумьях.

- Так припри этого Петю к стенке, и вытряси всю правду, - хлопает Оксана в ладони, и зажигает вторую сигарету.

- Чтоб меня потом его родители, директор и комиссия доканывали?

- Хмм… тогда давай сходим к вашему физруку! Узнаем, что да как! Странно, что ты сама не догадалась о таком простом решении, - ехидничает подруга.

А я догадалась. Но забыла, с кем не бывает?

- Решено, завтра вместе и поедем. Тебе к какому уроку?

Мне к третьему, и вот, мы с вчерашней невестой, которой на месте не сидится, стоим у пятиэтажки, в которой и обитает Виктор Сергеевич.

- А ты предупредила, что мы придем?

- Нет, вряд ли он со сломанной ногой слишком занят, чтобы нас принять.

Если она и правда сломана. Я бы не удивилась, узнав, что Иван просто приплатил Виктору Сергеевичу, чтобы тот не появлялся в школе некоторое время.

«Стоит ли мне обижаться на Ваню, если они с физруком сговорились? – размышляю, пока Оксана трезвонит в дверь. – Наверное, нет. Не наверное, а точно, обижаться и клевать его не стану!»

- Может, ты и зря не позвонила, - хмурится Окси. – Видимо, его дома нет…

И в этот момент дверь медленно открывается.

- Виктор Сергеевич, здравствуйте, - приветливо произношу я, а затем опускаю глаза на загипсованную конечность. – Меня от школы послали вас проведать, вот я и… можно мы войдем?

Физрук непривычно молчалив и неприветлив. Он лишь кивает, и мы прошмыгиваем в темную квартиру прямиком на кухню. Оксана закатывает глаза, осматриваясь, и я прекрасно понимаю ее: всюду, даже на кухне, лежат веса, гантели, брифы. А у косяка приделан турник.

- Как вообще можно отжиматься, глядя на холодильник, набитый вкусняшками? – шепчу я Оксане, и она тихо смеется.

А затем открывает дверцу холодильника.

Негусто: лимон, уксус, кефир и три контейнера яиц.

- Так себе вкусняшки, - презрительно фыркает подруга, и захлопывает дверцу холодильника.

Вовремя. К нам, наконец, присоединяется медлительный из-за перелома хозяин квартиры. И, судя по всему, он не слишком доволен нагим визитом.

- Как вы? – искренне интересуюсь я, сочувствуя беде коллеги. – Может, помочь чем? В магазин могу сходить, приготовить чего. Вы не стесняйтесь.

Виктор Сергеевич, морщась, садится на стул, и прислоняет костыли к шкафу.

- А я и не стесняюсь, будто не знаю, зачем ты явилась Василиса, - подает он голос. – Не беспокойся, не заявлю я на твоего любовника, мне доходчиво объяснили.

Округляю глаза от мимолетного удивления, сменившегося злостью.

Ну, Иван!

- Не понимаю, о чем вы, - лгу я физруку. – Скажите, а как вы перелом заработали?

- Издеваешься?

Не отвечаю, а лишь буравлю Виктора взглядом, намекая, что без ответа я не уйду.

- Так этот твой уголовник мне ногу и сломал, - рявкает физрук, и ударяет по столу молотом-кулаком. Чашки, стоящие на нем, жалобно звякают, а мы с Оксаной подпрыгиваем от испуга. – Завел за магазин, где гаражи, и искалечил! Еще и угрожал мне со своей бандой малолеток, чтобы и работу свою отдал, и в полицию не вздумал идти. С кем ты связалась, Василиса?

Переглядываюсь с подругой, и мы синхронно качаем головами.

С кем я связалась? С тем еще козлом, кажется.

- Ну влюбился мужик! Пусть ногу сломал, пригрозил, и что? – напускается Оксана на опешившего Виктора Сергеевича, возомнившего себя хозяином положения. – Почему бандит сразу? Просто влюбленный мужчина.

- Потому что это настоящая уголовщина, - шипит физрук. – Урка этот Иван. Зэк – бывший или будущий, но таким в тюрьме строгого режима место.

«Может, и так, - мрачно думаю я, параллельно слушая, как Виктор Сергеевич жалуется на непосильные страдания, которые ему Иван причинил. – Только что ж ты, Виктор Сергеевич, позволил, чтобы этакий монстр с детьми работал?»

- … меня в машину затащили, угрожать начали, - продолжает физрук стенать. – Такие мордовороты! Заставили в школу позвонить, и порекомендовать этого Ивана на мое место. Сказали, что, если я в полицию пойду – вторую ногу сломают, и не так ласково, как Иван, - мужчина хнычет до того жалобно, что становится и совестно, и противно. – А мне нельзя еще одну ногу ломать, я же тогда форму потеряю совсем!

- И это закоренелые уголовники? – бушует подруга, воинственно потрясая маленьким кулаком. – Ножку пообещали сломать? Уууу, как страшно, на электрический стул бы таких! Пошли, Василиса, чего это мы с нытиком сидим, а еще мужик.

Встаю, киваю обиженному Виктору Сергеевичу, и молча покидаю квартиру.

- Фи, терпеть не могу таких мужиков, - бубнит Окси. – Вот он – настоящий маменькин сынок. Сразу видно, что его чуть ли не до тридцатилетия в задницу целовали.

- Ничего не знаю про родителей Виктора Сергеевича…

- Да видно же! Чуйка у меня на таких. Пуп земли, да еще и ссыкло. Нет бы разобраться, так этот ваш физрук закрылся в квартире, дурацких угроз испугавшись. Ладно бы пообещали его в лесок вывезти, и прикопать под березкой, так нет же! Подожди, я покурю.

Останавливаемся около лавочки, у которой местные гопники столетиями семечки лузгают, и присаживаемся на забытые кем-то полиэтиленовые пакеты.

Подруга курит, я думаю, и мысли мои грустны: каким бы придурком не оказался Виктор Сергеевич, это не отменяет того факта, что Иван мой – тот еще мерзавец.

- Ты чего притихла, Вася?

- Страдаю, - грустно отвечаю я.

- Зачем страдать, если можно устроить своему мужику темную? – Оксана искренне недоумевает, удивившись несвойственному мне поведению. – Я тебя не узнаю.

Вздыхаю, и отворачиваюсь, любуясь на вывеску военторга, сохранившуюся еще с советских времен. На улице так хорошо стало: весна резко вступила в свои права, и совсем скоро деревья оденутся в нарядную листву, люди, наоборот, разденутся, парочки прыщавых подростков будут раздражать измученных взрослых слюнявыми поцелуями в общественных местах.