Здесь он в безопасности.

Свет фар «Мерседеса» пробивает туман и утыкается в зад полутрейлера. Он останавливает свой минивэн и, не глуша двигателя, открывает дверцу и выходит наружу.

Автопандус адски тяжелый, но он справляется.

Загоняет «мерс» в трейлер и паркуется к передней стенке. Получается впритык, так что водительскую дверцу не открыть, ну да не беда: Лютер пролезает в грузовой отсек, а оттуда наружу через задние двери.

День был шикарный, грандиозный. Но завтрашний будет еще более крутым.

Эпохальным.

Это будет кульминация тысяч часов работы.

«Но много предстоит еще», – думает он, тужась под тяжеленным пандусом. – «И долог путь еще до сна. И слово мне держать сполна»[29].

Жалкие двадцать шесть баксов, что дал Генри, ушли у них на бензин. Черт бы побрал эту оплату по счетчику: ни литра не умыкнешь. А у жирной суки Вайолет, хоть она и пригодилась, оказалась в заначке всего десятка, которая тоже ушла в бензобак. Поэтому теперь, если захочется жрать, еду и деньги придется где-то тырить. Хорошо, если попадется супермаркет: там риску меньше.

И чего они не додумались поесть у Вайолет? Уж у нее бы еда точно сыскалась. А так придется красть в попутном мини-маркете.

Дональдсон отправился на промысел первым, благо просторные карманы комбеза для кражи продуктов годились вполне, не то что на обезьяньем платьишке Люси.

Она в это время липовыми расспросами отвлекала дежурного индуса за прилавком: как проехать да как пройти.

В этом ночном магазинчике, безусловно, были камеры слежения, но сама эта контора от него наверняка далеко. Если продавец подловит, то можно будет отделаться своим убогим видом – дескать, мы, бедные, несчастные, больше так не будем.

Дональдсон успел умыкнуть пару пачек крекеров, упаковку с копчеными колбасками, несколько «сникерсов» и как раз тянулся за тем, что было по зубам лично ему – баночкой яблочного пюре, – когда за спиной раздалось грозное:

– Эй! Чем это ты тут занимаешься?

Он застыл в унизительном оцепенении, как в свои подростковые годы, когда получал взбучку от отца.

Продавец отпихнул в сторону Люси и с грозной решимостью подходил к нему.

– А ну мигом очистил карманы! Кому говорю!

Когда Дональдсон не отреагировал, этот гад своими руками стал вытаскивать у него все приворованное. Дональдсон таращился через плечо на Люси, которая сейчас лезла за спрятанной сзади в белье «береттой». Перед заходом он отдал ствол ей, чтобы больше места освободилось под съестное. Дональдсон покачал ей головой: не надо. Стрельба неминуемо значила оперативный вызов. Вместо этого Дональдсон опустил глаза и начал извиняться:

– Прости. Маковой росины во рту… Не ел вот уже…

– Ну так устройся на работу и заимей денег, утырок. Еще раз тебя тут увижу, копов позову.

Вытащив из кармана последний припрятанный «сникерс», он схватил Дональдсона за лямку комбеза и бесцеремонно выволок из магазина. Дональдсона во всех местах пронизывала боль, но сопротивляться он не посмел.

Снаружи он кое-как поравнялся с Люси, и уже вдвоем они заковыляли к своей четырехколесной срани, припаркованной через улицу.

– Ты должна была его отвлечь, – жалостливо напомнил он ей.

– Ты же видел, Ди, как он попер на тебя. Что я могла сделать?

– В следующий раз надо будет придумать план понадежней.

– А незачем. Пока он тебя окучивал, я сама кое-чем разжилась.

– Неужто едой? – воспрял Дональдсон, пуская слюнки от одной лишь мысли.

– Да нет. Кое-чем получше.

– Налом?

– Касса была заперта, так я вот что взяла.

Люси полезла под платье и выудила наружу гирлянду лотерейных билетов. Тех, где номерок соскребается монетой.

– Да чтоб тебя. Кто ж нынче в такую хрень выигрывает. Почему ты не ухватила что-нибудь, что в самом деле можно попользовать?

И тут Люси сделала нечто, чего Дональдсон не замечал за ней ни разу, во все годы их партнерства.

Она расплакалась.

Дональдсон не знал, как на это реагировать. За их совместные годы бывали случаи, когда он искренне пытался эту девку убить. И она от души отвечала ему тем же. Но в больнице, пока шла реабилитация, обдумывание, претворение плана их совместной мести, до него дошло, что их связь с Люси стала поистине нерушимой и несказанно интимной. Глядя на нее в таком сокрушенном состоянии, он устыдился своих слов.

Кое-как они забрались в свой «Монте-Карло», и Дональдсон протянул ей ключи от машины.

– Слушай, а давай и в самом деле соскребем на одном из них шкурку. Глядишь, и выиграем.

После десяти минут сосредоточенного пыхтенья были обработаны все семнадцать билетов. Призом оказался всего один дополнительный билет, который можно взять бесплатно.

– Я тебя ненавижу, – процедил сквозь зубы Дональдсон.

Холодало, смеркалось, а без денег на мотель ночевать им приходилось в машине. Положение усугублялось еще и тем, что Люси потеряла ативан – медикамент, помогающий отойти ко сну. Без него забыться будет почти невозможно.

В карму Дональдсон не верил, но думая сейчас о множестве безжалостно им умерщвленных, он прикидывал: а и впрямь, не по заслугам ли ему это согбенное сидение в тряской, неутолимой, ужасной, сопряженной с голодом и холодом боли? Похоже, это действительно так.

Схваток у меня в ту ночь не было, поскольку не было и сна.

Слишком много всего на уме.

Мы с бессонницей давно уже сделались двумя закадычными врагами.

Фин на меня хотя еще и злился, но настоял, что должен остаться в моей комнате, а заснул лишь за час до рассвета. Восход солнца застал его посапывающим на нерасправленном кресле-кровати. Непонятно, кто громче сопел: он или Даффи у его ног.

Чтение Эндрю З. Томаса продолжилось и утром.

«Поджигатель» представлял собой образчик буйно замешенной на насилии халтуры. Что удивительно, я читала с неотступным интересом, хотя здесь отсутствовал какой-нибудь цепляющий герой. А прочитав, так и не поняла, какой урок из этого чтива должна извлечь. Закончив «Поджигателя», я окунулась в «Божественную комедию», из которой почерпнула единственно то, что Данте был двинутым на всю голову. Измышлять пытки для грешников, а затем писать о них эпическую поэму – вершина, на мой взгляд, дурного вкуса. И то, что многие религии и люди сочли воззрения Данте об аде чуть ли не хрестоматийной истиной, вызывало оторопь.