«Все-таки жандармерия Лазурного Берега – это не полиция Нью-Йорка», – подумал Мефодий при звуке приближающихся из портовой зоны сирен. Устроить лихую заварушку и успеть разбудить половину города, прежде чем здешние полицейские наконец снизойдут до тебя, – подобная нерасторопность не делала чести жандармерии Ниццы. Но хоть явились, и на том спасибо.

Свет фар и мигание маяков заполонили Рю-де-Шато. Завидев искореженный «Рено» и прыгающего вокруг него вооруженного человека, полицейские перекрыли улицу автомобилями и только потом повыскакивали из них. Самый отважный патрульный экипаж прорвался вперед и провалился передним колесом в открытый канализационный колодец, закупорив его куда прочнее, чем тяжелый люк.

При виде жандармов юпитерианцы прекратили свои упражнения в меткости и поднялись повыше. Однако, осознавая, что помощи от землян им все равно не дождаться, они все-таки не выпускали акселерата из виду.

Насколько Мефодий знал Мигеля, парнем (если, конечно, пятисотлетнего исполнителя было вежливо называть «парнем») он был прытким и уже наверняка уволок Жака достаточно далеко. Стеречь люк смысла больше не имело, к тому же полицейский «Ситроен» и так закупорил его намертво, а потому следовало позаботиться теперь и о своей драгоценной персоне – продукте полугодовых смотрительских усилий.

Лучшего места для бегства, чем портовая зона, сыскать было невозможно: жизнь там бурлила и ночью. Матросы и докеры сновали в порту толпами, и затесаться в их ряды было не так уж сложно.

Но до порта еще следовало добраться…

Перекрывшие улицу жандармы только и смогли, что проводить взглядами взбежавшего от них по стене на крышу рефлезианца. Раздавшиеся с земли выстрелы нанесли вред лишь чьей-то спутниковой антенне, но не тому, для кого предназначались.

Погруженная в сон Старая Ницца теперь предстала перед Мефодием во всей красе. Было немного жаль, что знакомиться с ней приходится в столь неподходящее время. Красные при дневном свете и темно-коричневые при лунном, крыши домов были видны вплоть до побережья и, сливаясь в полумраке, походили на пустынные барханы, покрытые зыбью черепичной чешуи. Торчащие над «барханами»-крышами пальмы смахивали на оазисы. Готические башни соборов Ниццы вливались в эту картину занесенными песком останками городов погибшей древней цивилизации…

И совсем не вписывались в фантастическую картину уродливые стрелы портовых кранов, обозначенные на фоне ночного неба красными фонарями. Однако именно на портовые краны взял направление преследуемый с земли и с воздуха акселерат.

Едва Мефодий очутился на крыше, как Артемида и Арес сразу оживились и возобновили охоту. Как только воздух за спиной исполнителя начинал дрожать (чувствительные уши акселерата фиксировали подобное «воздухотрясение» быстрее любого сейсмографа), беглец тут же резко менял направление. Гравиудары небожителей срывали черепицу, крушили печные трубы и били окна в мансардах, но неуловимого рефлезианца не касались.

Улочки Старой Ниццы были неширокими, и потому прыжки с крыши на крышу не требовали от акселерата запредельных усилий. И хоть скакал он по крышам не строго по прямой, путь до порта поверху все равно получался куда короче, нежели по запутанным городским улицам. Свежий морской ветер гулял над крышами и насвистывал незнакомую, но тем не менее очень доходчивую мелодию. Мелодию близкого спасения…

Глиняная черепица под ботинками Мефодия трещала и крошилась, выскальзывала из-под ног в самое неподходящее время, заставляла беглеца спотыкаться и терять скорость. В один из таких неудачных моментов акселерат нарвался-таки на очень чувствительный гравиудар в спину. Проехав по крутому скату на животе, исполнитель попытался уцепиться за водосток, но тот под его весом оторвался от карниза и вместе с осколками черепицы полетел вниз. В окружении обломков водостока полетел вниз и Мефодий.

Падение выдалось неуклюжим. Сориентироваться в полете акселерату не удалось: как только он пробовал извернуться телом, тут же цеплялся то ногами, то головой за подоконники и ставни. Помимо сорванного водостока и черепицы, в полете к Мефодию присоединились битые стекла, щепки ставен и даже горшки с цветами.

Мягкой посадки не вышло – прорвав тряпичный козырек над дверью какого-то магазинчика, исполнитель со всего маху грохнулся оземь. Цветочные горшки и прочая сбитая им в полете дребедень загремели по булыжникам вокруг него.

После такого феерического трюка хотелось спокойно полежать и прийти в себя, но такую роскошь господин Ятаганов себе, естественно, не позволил. Превозмогая ломоту во всем теле, акселерат поднялся и словно на шарнирах похромал по улице в сторону моря, надеясь уже в движении как следует размять отбитые члены. Корабельные гудки, скрежет лебедок и рычание дизелей говорили о том, что порт совсем рядом. Но дабы юпитерианцы не перехватили его на открытом пространстве, Мефодий не стал долго маячить на улице и юркнул в первую попавшуюся подворотню.

Портовое ограждение выглядело неприступным, однако не было рассчитано на то, что через него станут сигать беглые рефлезианцы. Прежде чем проникнуть в порт, Мефодий огляделся: не отираются ли окрест ненужные свидетели? Нет, основная портовая суета кипела вдали отсюда.

Перепрыгнув ограду, исполнитель притаился за большегрузными контейнерами, после чего, словно опасающийся ястреба суслик, тревожно осмотрел небо. Как показывал опыт, проклятые юпитерианцы могли свалиться как снег на голову откуда угодно. Севернее, на фоне лунного диска, промелькнула тень кого-то из них, но, очевидно, упавший с крыши рефлезианец оказался для них самым обидным образом потерян.

Не хотелось хвалить себя раньше времени, но, кажется, считать операцию проваленной было еще рано. Искушенный специалист в исполнительском ремесле Мигель в лепешку расшибется, но доставит кандидата к месту назначения. Теперь осталось лишь добраться до окраины Монте-Карло самому.

Мефодий подобрал брошенную кем-то из докеров треснутую каску, нацепил ее на голову и, не таясь, зашагал по территории порта. Его испачканная одежда выглядела здесь вполне уместно: идущий по своим делам простой докер, какие каждое утро отираются возле порта в поисках работы. Следовало немного потолкаться на причалах, а затем начать выбираться из города. Наверняка Мигель и Жак используют сейчас аналогичную тактику, возможно даже, ошиваются где-нибудь неподалеку.

– Эй! – окликнул исполнителя упитанный человек с ноутбуком, по всей видимости, из местного начальства. – Какого черта слоняешься без дела? Живо дуй на восемнадцатый – там аврал!

– Я на седьмом! – как ни в чем не бывало откликнулся Мефодий, выбрав номер дока будто в лотерее – наобум.

– Седьмой? – присвистнул толстяк. – Это ж надо, куда тебя занесло!.. Они там и без тебя давно управились. Быстро на восемнадцатый!

– Нет, мне приказали на седьмой! – помотал головой Мефодий и спешно зашагал дальше, надеясь, что не ошибся и следует именно туда, куда надо. Судя по тому, что толстяк от него отвязался, курс на седьмой док был выбран верный.

В бесплодных скитаниях по причалам и докам пролетело два часа. Акселерат старался не задерживаться подолгу на одном месте. Как только кто-либо начинал обращать на него внимание, он тут же уходил. Под конец Мефодий примкнул к отработавшей смену бригаде докеров и покинул порт в толпе вполне легальным путем – через главные ворота.