его мять, что ту подушку, и тискать, тискать, и снова тискать – открыто для всех… Смотри, записывай на подкорку. Воображай, как вложить ей член между складками и кончить прямо за минуту…

Но увы – если бы наивный мужичонка всё это не представлял, когда видит её в метро… Тогда бы, может быть – его болтик – всё ещё реагировал бы нужным образом в постели … А так – в транспорте приходится запрещать, чтобы шалунишка ненароком не встал, что та свечка – на глазах той же самой бабы, она-то лишь презрительно ухмыльнётся, да и пойдёт себе, волнуясь чисто каравелла всеми своими женскими достоинствами, а мужичку не только позор, но ещё и до дому – со стояком… или… как там бедолаги справляются, не знаю…

Только после таких ежедневных само-экзекуций – остаётся надеяться строго на Виагру… ну или иногда – тех же красоток из метро вспоминать.

А таблетки теперь наше всё! А куда деваться!? – Дома своя разденется, а у него же запрет на уровне подкорки, он-то сам про то и нюхом не знает… только чувствует – нету стояка, скучно…

Вот они и скребут по сусекам, где им покажут бабу – то избитую, в синяках и соплях, то в дерьме, которое имитируется жидкой глиной… Тогда она уже не так сильно привычная для глаза и снова возбуждает. Мужик ведь возбуждается от вида, а оголённые дуры против своих же интересов плодят импотентов, воображая что «проявляют свободу выбора».

Дуры они дуры и есть…

В том ролике, где две женщины дрались без правил, ползая по уши в грязи, болельщикам разрешалось подбадривать своих фавориток. И, конечно, при таком раскладе – отовсюду выкрики создавали нужную зрителям атмосферу из восклицаний вроде таких: «отсоси у неё, дай ей в рыло, ишь как жопу оттопырила – ой не могу, так и засадил бы, иди ко мне малышка, я тебе дам в рот, если помоешься, беру обеих разом!» – Такие подбадривания…

– Примерно это готовят и мне, – так и подумала, когда увидела загончик залитый грязью.

Но на самом деле меня запустили без купальника, но зато – с живой свиньёй напару.

Зрителям следовало взять черпачки, специально расположенные на металлическом столике на колёсах. Обычно такие используются для медицинских приборов во время операций. Удобные черпачки – с длинными ручками, чтобы самим не запачкаться… И бочка с грязью. Конечно, всё подготовили к сеансу развлечения.

Из ковшиков, по размеру и форме напоминающих церковные чашечки для святой воды после причастия, жертву потехи – меня, значит – следовало обливать по возможности щедрее… И точно так же – невинного напарника-хряка, – это был свинья мужского рода, по задумке режиссёра имитирующий жениха…

В общем, нас обильно залили коричневым и скользким месивом, после чего мне велели, передвигаясь на карачках, всё время толкать свина, якобы собственного жениха, уговаривая его «жениться поскорее».

Такой сценарий. А попутно гости бросали «свинкам» подкрепление – вроде свадебного ужина.

Свин быстро подбегал и выхватывал подарки из слякоти, а я пробовала поймать рукой, но отлупили прутом и запретили использовать руки.

Тогда я придумала хитрый манёвр: опускала рот в грязь и имитировала поиск брошенной «с барского плеча подачки», сама при этом сначала едва не падая в обморок от стыдобищи, но вскорости сообразила, что нахожусь всего лишь на сцене… Актриса. Мне следовало выдержать всё, что происходило, чтобы закалиться на случай, если меня всё же оставят в живых.

Закаливание для будущей жизни – всегда числилось среди моих обязательств, во имя дрессировки – против космического одиночества. С самой юности я знала, что родилась лишняя, не такая, какую хотели бы, меня не любят, а потому – всегда будут использовать в роли мишени или спортивной груши, а значит необходимо закаляться впрок. А сами несчастья – всегда рассматривать с точки зрения трамплина, с которого следует Взлететь – через тернии к звёздам. Я упорно верила в будущую победу, чего бы ни происходило.

А со мной – постоянно происходило!

Как будто я представляла для жизни интересный экземпляр, забавно реагирующий на разные воздействия.

Ну да, я реагировала…

Постепенно начала хитрить. Например, я заметила, что если не испытываю совсем уж запредельного стыда, то мучителям делается со мной скучно. А значит они теряли излишнюю активность и быстро оставляли меня в покое.

Тогда я научилась имитировать: изображать то, что давало мне привилегии. И начала играть роли. И оказалось, что это хорошо. Давало возможность чуточку управлять их похотью. Если изобразить стыд ещё сильнее, чем в реальности, то «клиент» (дрочащий на меня во время оргий) кончал много быстрее.

Мне даже подумалось, что если бы у меня не было такого сильного стеснения и стыдливости, то ещё неизвестно – украли бы меня тогда с целью потешиться, или нет.

Хотя, возможно, этим качеством я как раз продлевала жизнь, ведь они давно могли бы меня просто убить, а так – предпочитают эксклюзивное развлечение. А значит, чтобы выжить – мне следовало стать им нужной. Вероятно, заслужить доверие? Ведь меня всё ещё не избивали до уродства? И до сих пор обращение поддерживалось крайне гадким, но при этом не опасным для здоровья.

С меня не сдирали заживо кожу, не отрубали конечности, как я давно опасалась. Не зажарили на костре. И не скормили собакам. В данной коптильне на медленном огне я почему-то представляла для них ценность – ради особого удовольствия пытать.

Возможно, чтобы я потеряла веру в людей?

А вера, несмотря ни на что, оказалась неубиваемой. Думаю – она даже более возродилась – чем была до пленения! Нечто вроде мистики!

Что-то немыслимое! Что бы ни случалось, я всё равно верила, что выйду туда, куда надо. Одно мешало – я не могла опознать, куда мне надо! И для чего.

Сцены пыток постепенно приобретали иной оттенок.

За довольно продолжительное время меня не изнасиловали. Но однажды пришлось-таки оказаться в реально серьёзном положении. Такие вещи я начинала просто чуять, как зверь. Несмотря на то, что – по-видимому – всё ещё, кем-то «там наверху» не было выдано разрешение насиловать пленницу.

Но тем не менее, я всё же представляла в этом плане некоторый интерес для гостей. Чувствовала это кожей. К своему удивлению.

Команда «фас» могла прозвучать в любой момент. Кто стоял за всем этим – всё это продолжало оставаться за кадром. Часто я подозревала Стивена. Но порой он вёл себя не так, чтобы походить на хозяина, и тогда