анус пальцами вперёд-назад в унисон с его движениями.

Такого понятия как стыд, они, наверно никогда не встречали.

И потому смотрели на меня с издёвкой, чисто на диковинную зверушку. Пока сама я едва не падала в обморок. И постоянно казалось, что они этим показательным парадом хотят мне что-то то ли доказать, то ли сказать, то ли оспорить… в общем было впечатление, будто весь концерт для меня. Хвала Аллаху, меня не трогали.

Одну так уложили, чтобы сзади обрабатывать в два смычка, а спереди свободные две красавицы – старались отобрать у неё изо рта пристроенный сотоварищем член, мол, на тебя одну трёх многовато, дай уже нам хотя бы один, хотя бы в рот…

Но потом одна переманила таки – составила достойную конкуренцию: подставила другое отверстие, и мужичок тогда свой жезл из состязающихся в стараниях ртов всё же вынул, да и в конкурирующее отверстие залудил. Ну а голубки нисколько не обиделись, а начали себя сами обслуживать – при помощи резинового изделия. Нормально обошлись.

Иногда кто-то рот всё же высвобождал, и – тыча в меня пальцем, восклицал: смотрите, как ей стыдно! – И хохотали. Разумеется те, у кого сосущий орган был свободен. Другие продолжали, как ни в чём не бывало. Я заливалась краской, жаром и потом, головокружение грозило уложить в нокаут, а в животе и пониже происходило такое, что об этом лучше не писать.

В довершение всего, в общую кучу втиснулись оба архангела в халатах, сначала в роли зрителей. Но не долго. Поскольку юркие дамочки быстро их самозащиту в виде парочки тесных брючат постягивали и уложили охранников вверх животами – вроде двух шпал – на общий матрас между подушек… Понятно – чтобы мне удобнее было рассматривать с возвышения. Ну и – на поле «бородинского сражения» обе шпалы быстро сомлели в объятиях дорогой помады, которую щедро раздаривали их головкам смелые русалки.

После чего охранники полизали русалкам обе розочки и поставили обеих раком. Так мои охранники причастились общества благородных Филателисток. И стали зыркать в мою сторону.

На моё счастье, в этом бардаке появился-таки Стивен и забрал оттуда.

Донёс до постели, где я как по команде мгновенно заснула. Если он чего и делал, то ничего мне о том неизвестно. Но, проснувшись, я оказалась сухая. Похоже, чтобы избавить от последствий эксперимента, меня всё-таки относили под душ.

А на одной из подобных пирушек, – они тогда шампанским и вином заправлялись, одетые парадно… Правда в масках. И покуривали, стоя парочками и беседуя, точно, как у Филателистов – нечто наподобие прелюдии к вечеринке… а женщина – в таком же платье – похожая на писательницу, с которой у Стивена, вероятно, кое-что было… и вот в один момент, вообще без какой-либо шумихи, повода или хотя бы чего-нибудь… – откуда-то выхватила пистолет и неожиданно резко – выстрелила!

Я даже увидела дырку в стволе. Хотя и не слишком так чтобы полностью… Она бабахнула слегка наискосок от меня! И только я успела сообразить о том, что чудом уцелела, потому что она промахнулась, как тут – справа – рухнуло тело какого-то дядьки! Словно мешок.

Какое-то время до того он кривлялся, пародируя женщину, и она эффективно устранила раздражитель. Просто, без суеты или глупых выяснений.

Архангелы в халатах быстро прибежали и выволокли тело. Оно ещё – тупым валенком – зацепилось за стул, и тот боком брякнулся на пол. Тащили волоком, но – ни пятнышка! Бежевый костюм на трупе совсем не испачкался. Ни единого загрязнения не получил, кроме красного «цветочка» на груди, как если бы дамочка подарила джентльмену красную гвоздичку в петлицу.

Не знаю куда запрятали тело, может в подвал… или – куда его с глаз долой, – я не видела.

И продолжили… как ни в чём не бывало. Поднимали тосты и изысканно трындели о политике, погоде, стоимости акций на бирже… причём полегонечку – сначала снимали бабочки или ремни, один отложил в сторонку сверкающие запонки от манжет… а сами знай себе беседуют – цивилизация, однако – высшее общество, не усомнишься!

А вскорости уже оратор толкует за американскую субмарину и русскую пропаганду, а сам – хотя в смокинге и рубашке с бабочкой, но уже без брюк и даже без трусов, правда в лаковых туфлях с носками… а в ногах у него сидит на корточках и в босоножках от Коко Шанель дама Высшего Света и полегоньку присасывается к пока ещё висячему синевато-коричневатому дружку, а свободной рукой шарит у себя между ног.

Узкая строгая юбка сдвинута вверх на талию, а рука просунута в шёлковые полупрозрачные трусики.

И рядом с его блестящими, как рояль, туфлями – скучает её бокал шампанского, разумеется, со следами красной помады.

А вокруг – парочки, все невозмутимо беседуют на темы общества и морали, политики и культуры, не забывая упоминать об утренней цене за нефть – а баррелях, конечно, или падение индекса Доу Джонса.

Сама я обязана была просто стоять среди них в роли подставки для шампанского, или передвигаться по залу с подносом, который постоянно подменяли на свежий с наполненными бокалами. Мне разрешалось стоять в стрингах – такие трусишки, тонкие, врезаются в задницу, – в обычной жизни я такие не ношу, предпочитая традиционные. И выступать без лифчика я тоже отказалась, возражая молча, но супер-упёрто. Выдали вполне красивый. Если хотели, чтобы я держала поднос, а не собственные грудные железы – пришлось уступить.

* * *

Опять очнулась.

Меня приковывали к стене.

Огляделась, окон не было, – подвал. Пол выложен плиткой, но не холодный. С подогревом. Архангел в халате надевал на запястья наручники, прикованные цепями к кольцам в стене.

– Не такие и тяжёлые, подумать только – подделка, – отметила я про себя, точно такие показывают в фильмах. И в который уже раз почувствовала себя внутри кино.

Ну что ж – по какой-то причине: я важная птица, потому теперь будут держать в наручниках. И мучают, вероятно, чего-то добиваясь. Чего именно, я по-прежнему не знала.

– Проснулась? Молодец! Будешь теперь сидеть здесь. Пока не подберём тебе другого подходящего местечка. Завтра приедут гости, будем веселиться. Надеюсь тебе понравится, – он однозначно издевался.

Я промолчала.

Странно – болтливая не просто сильно, но прямо сказать не в меру – я уже давно привычно и без труда молчала. Все диалоги, или вернее – монологи происходили внутри, но не так, как обычно, а как-то отстранённо – не отдельными предложениями, но как будто