— И ты запрыгал за «жигуленком», как кузнечик?

— Да, я остался с носом,— вздохнул Матвей.

— А еще раньше Андрюша подговорил ребят,— поделился и я своими воспоминаниями,— чтобы они потолковали с ним на повышенных тонах да помахали руками, и чтобы все это произошло на глазах у Анюты.

— И вот результат,— добавил Матвей,— прибегает к тебе Анюта, вся в слезах: Андрюше угрожают мальчишки…

— Точно,— подтвердил я.— А беспрерывные телефонные звонки с утра?

— Они хотели вывести нас из терпения,— объяснил Матвей.

— Теперь я уверен, что тогда звонила подружка Бледнолицего, крашеная блондинка,— продолжал я.— Андрюша предположил, что мы станем подслушивать его телефонные разговоры, и подсунул мне эту дешевую инсценировку — разговор с Хриплым…

— А мы приняли все за чистую монету,— покачал головой Матвей,— но когда мы сели в твой вездеход, уверен, они этого не ожидали… Тут и мы их обошли у повороте.

В голосе Матвея звучало торжество.

— Ну и что мы узнали? — Я скептически скривился. — Ровным счетом — ничего.

— Ты забываешь о переулке.— Матвей поднял вверх палец.

— О каком переулке?

— О том, который заканчивается на опушке то ли леса, то ли парка.

— Понятно, где ты провел первую половину дня,— протянул я.— Андрюша знал, что мы из поколения подозрительных, из тех, что из мухи делают слона…

— Да, все было ясно как Божий день.— Развел руками Матвей.— А мы тем не менее попались на удочку…

— Меня больше всего задело, что он втянул в эту грязную игру Настю,— от прилива чувств я всхлипнул,— да и Анютку заставил мучаться…

— Поизмывался сопляк над стариками,— скрипел зубами Матвей.— Я ему этого не прощу, я ему покажу…

Что-то в последних словах Матвея заставило меня насторожиться.

— Ты что задумал? — спросил я.

— Надо его проучить,— кипел Матвей.— Как он с нами, так и мы с ним…

— Побойся Бога,— вырвалось у меня.— Это ничего не даст…

— Ты всегда был добреньким, иисусиком,— скривился Матвей,— а с Андреем надо пожестче, по-мужски. Твой сын его избаловал…

— Это я во всем виноват,— покаялся я.

— В чем? — Матвей с любопытством поглядел на меня.

— В том, что Андрюша такой.

И увидев, что Матвей ничего не понял, напомнил ему, как развивались события после приезда Андрюши. Едва очутившись на даче, внук потребовал, чтобы я составил завещание. А когда я категорически отказался, переметнулся к Матвею. Когда же я пообещал написать завещание, и, естественно, в его пользу, Андрюша оставил Матвея и снова был на моей стороне. Вот так я играл с ним, как кошка с мышкой, Андрюша обозлился и придумал эту историю с мафией и выкупом…

Все мы разложили по полочкам. Каждый шаг Андрюши взвесили и разоблачили. Одно осталось невыясненным — место из письма Андрюшиной мамы, где она говорит о фантазиях сына, которому кажется, что ему угрожает мафия. И собственные слова Андрюши о том, что мафия дотянулась из столицы до нашего города…

— Нечего ему, вообще, забивать голову всякими завещаниями, он должен учиться, слушаться старших.— Матвей был неумолим.— А проучить его хорошо бы старинным дедовским способом…

Я покосился на палку и сглотнул слюну. Матвей перехватил мой взгляд.

— Розги — лучше. Но где ты их достанешь? Дефицит.

— Дефицит,— обрадованно согласился я.

— Хорошо бы ремешком пройтись по его попке,— у Матвея явно чесались руки.— Но это для него, паршивца, не наказание,— все равно что влепить пару пстричек…

— Что же ты задумал? — повторил я свой вопрос.

Ну Матвей и кровожадный! Если для него отхлестать ремнем внука — то же, что и влепить пару щелбанов, что же тогда ему втемяшилось в башку?

— Надо над ним всласть поизмываться,— мечтательно протянул Матвей.— Он нам прокрутил кино, детектив, а мы ему устроим спектакль, большое театральное представление… Мы отдадим ему деньги. Все, что он просил. До копеечки.

— Ты что, рехнулся? — опешил я.— Отдать мальчишке деньги, нажитые нашим трудом, потом, кровью? А перед этим придется продать машину, дачу… Зачем, с какой целью?

Полюбовавшись произведенным эффектом, Матвей рассмеялся.

— Да ничего продавать не надо, не волнуйся.

— Я тебя не понимаю,— признал я свое поражение, потому что не мог разгадать замысел друга.

— Мы ему отдадим не настоящие деньги,— брякнул Матвей.

— Фальшивые? — вскричал я. Час от часу не легче. Нет, с Матвеем не соскучишься.

— Ты с ума сошел,— с обидой проговорил Матвей. — Какие фальшивые? Ты слыхал что-нибудь о кукле?

Я наморщил лоб и покопался в памяти. И вспомнил, что куклой называют пачку, в которой лежат листы бумаги, очень похожие на деньги… А сверху и снизу — для большей достоверности — кладут настоящие деньги…

— Слыхал,— наконец кивнул я.

— Вот мы и всучим Андрею такую куклу.— Глаза Матвея загорелись в предвкушении того, как мы объегорим внука.

— Но это же мошенничество,— я чуть было не испортил радужную картину, которую Матвей рисовал в своем воображении.

— Это не мошенничество, а игра, спектакль,— увещевал меня Матвей.— Когда Андрей убедится, что мы обвели его вокруг пальца, облапошили, обдурили, он явится к нам и скажет: «Я вас разыграл, и вы меня разыграли. Теперь мы квиты». Ничья, в общем. Вот тут мы все вместе посмеемся…

— Да, ты прав,— согласился я.— Смех — единственное лекарство, которое может спасти Андрюшу. Когда он смеется, сразу превращается в симпатичного мальчишку…

Свет настольной лампы отбрасывал огромные тени на высокий потолок. В пустом огромном вестибюле наши голоса звучали, как в храме,— гулко и торжественно. Может, поэтому я спросил, переходя на шепот:

— Ты веришь в переселение душ?

— Муть собачья,— презрительно ухмыльнулся Матвей.

— А я верю,— твердо произнес я.

— Но ты же врач,— кинулся спорить Матвей.— И знаешь, что это ерунда на постном масле, и, вообще, душа — не материалистическое понятие…

— А я верю,— продолжал я мечтательно,— что моя душа после того, как я… ну, в общем, в мир иной… моя душа переселится в Андрюшу…

Матвей удивленно уставился на меня, но не заперечил. Он долго пыхтел, сопел. Мне показалось, что я слышу, как ворочаются шарики у него в голове. И наконец, он выдавил из себя:

— И я надеюсь, что моя душа, или как она там называется, переселится в Андрея…

Честно говоря,