крохотная и забот домашних полно — воду таскать, кипятить, за продуктами на велосипеде в сельпо ездить, дров наколоть, в городе помогать, крышу чинить… Закрутился Алексей со всем этим, а когда опомнился в конце августа, то засомневался.

— Уж и цирковой ли он? Или так и жил здесь с огуречными парниками, соседскими курами и детским манежем, выставляемым в теплые дни под сиреневые кусты? Работа простая, мужицкая, добрая. Жена тихая под боком и дитя веселенькое, уже что-то по своему лепечущее и начавшее приучаться к горшку. А вечера, а зори, а вылазки за грибами и пару посиделок с удочкой у спящего озера! Разве плохо тебе, Алексей?

И лишь только впустил он себе в душу эту мысль — остаться, прижиться, обзавестись хозяйством, зажить как люди, восстала душа, негодованием вспыхнула. Не ожидал Алексей, что лишь теоретически предполагаемое расставание с цирком, поднимет такую неуемную бурю негодования.

— Не могу я, хоть режь — не могу! Больной что ли, наркоман — не знаю. Нет мне житья без цирка, — сообщил он Жене в конце августа, как отрубил. — Без тебя тоже не могу… — Добавил помолчав и в сердцах метнул топор в березовый ствол. Лезвие впилось точно посередке вырезанного им как-то в приливе нежных чувств, сердца.

К началу сентября Алексей уехал и стали они жить как между двух стульев. Муж в разъездах, Евгения в школе преподает язык, тайно надеясь, что не сложится дальнейшая карьера мужа и вернется он, угомонится.

— Лучше бы сломал что-нибудь, с палочкой ходил, но рядом, — думала иногда вечерами, наблюдая торопящихся домой семейных мужиков — с портфелями и авоськами, предвкушающими диванно-телевизионный уик-энд и аппетитные антрекотовые ароматы из кухни.

А вот Женька — все одна. И в воскресенье, и в Новый год и в день рождения Вики — мать с отцом, Светланка забежит — вот и все радости. Только в почтовый ящик с надеждой заглядывать.

Алексей не приехал к майским праздникам, как обещал, отложив возвращение на три недели — готовили новый аттракцион при его обязательном участии как постановщика и тренера. Здесь как раз и подкатилась мать со своими любимыми разговорами:

— А ты обратила внимание, Женечка, каким фертом твой бывший кавалер ходит? Ведь Коля к тебе сразу после школы сватался. Жену свою как куклу одевает и на все праздники в Дом офицеров выводит хвастаться. — Мать резала на доске первую майскую зелень для праздничного салата. Девятое мая — это все же настоящее торжество, волнующее. Еще всегда по телевизору «Летят журавли» или «В шесть часов вечера после войны» показывают и хороший концерт из Колонного зала дают. И по радио песни такие — хоть плачь. «Этот день победы порохом пропах, это праздник со слезами на глазах» — пел Лещенко и Евгения действительно почувствовала, что глаза у нее на мокром месте и вовсе не от того, что чистила на газете лук. Уж очень был всех жалко, тех, кто с войны не вернулся и кто вернулся, что бы стареть в нищете. Себя тоже было жалко, уж очень хотелось быть любимой, нужной, особенно в праздник. Знать, что к тебе кто-то топится, летит через заботы и преграды, воображая, как сидишь ты здесь, у вечереющего окна и крошишь для салата вареную картошку.

— И вообще, тебе все необыкновенная любовь в Алексее мерещится, нудила под боком мать. — Так не любят. Ради любимого человека всем жертвуют, даже жизнью. А не, прости господи, цирком! — Татьяна Ивановна резко смахнула ножом в кастрюльку нарубленную зелень.

Они действительно, как сговорились — мать и Светланка — пели Евгении в оба уха — одна про достоинства неких гипотетических кавалеров, интересующихся, якобы, Евгенией, другая — про недостатки Алексея. Послушать Светлану, так у него в цирке, наверняка, роман за романом крутится.

— Поверь мне, я мужиков лучше тебя знаю. Еще такого случая не было, чтобы почти шесть месяцев такому видному «джигиту», как твой Леша, никто в штаны не залез. И что бы он сам (ха-ха-ха) верность тебе хранил! Это когда вокруг голыми задницами в бантиках и перьях все так и крутят! Я тебя прошу, Женя, не будь ты такой курицей! На себя рукой махнула — ладно. О дочери тогда подумай — ей отец нужен и средства на хорошее воспитание — не твои же 110 р.! На меня полюбуйся — да если бы мне с пеленок по-французски сказки читали, да в музшколу, как тебя, водили, сидела бы я где-нибудь в Швеции дипломатской женой… А нищенство голодраное, да безотцовщина — на всю жизнь клеймо! — Лана очень любила нравоучения, впадая в раж и вдохновляясь проповедническим пафосом. Наконец, Алексей явился — «на летние каникулы» Тут и устроила ему жена бурную сцену — с вопросами, рыданиями и даже битьем посуды. Родители потихоньку вышли прогуляться, рассчитывая, что в этот критический момент у молодых, наконец, что-то решится.

Посидели в скверике и пошли в кинотеатр «Салют» на последний сеанс итальянский политические детектив про мафию смотреть. Вернулись — в доме тишина. Заглянули в «кабинет» — спят все трое на широком диване: в центре, в объятиях родителей счастливая Викошка, а Женька — так во сне и улыбается.

Утром молодые объявили, что надумали жизнь свою менять кардинально: с августа уезжают все вместе в Краснодар, репетировать в тамошнем цирке Караевский аттракцион, а Евгения постарается найти себе применение в новой, то есть цирковой, сфере. Как сказали, так и сделали.

10

Караевы приняли Евгению с дочерью с ритуальной торжественностью. Был дан специальный ужин в честь прибывших в отдельном зале гостиничного ресторана, а утром — семью Алексея водили по цирку, показывая кулисы, репетиционные помещения, гримерные и манеж. Без прожекторов и шумной толпы зрителей, амфитеатр выглядел непривычно буднично. Первые ряды кресел закрыты холщовыми полотенцами, серенький полумрак усиливал ощущение зяблой пустоты. Что-то натягивали, переругиваясь, под куполом, рабочие, черный дырой зияла пустая оркестровая ложа. Алексей нырнул за кулисы и тут же вспыхнули яркие, теплые софиты, взяв в светящееся кольцо пустую сцену. Тогда и ступила первый раз на цирковой манеж двухлетняя Виктория, спущенная с отцовского плеча в центре магического круга. Растерялась, щурясь на прожектора и бухнулась лицом в опилки. Навсегда запомнятся ей эти ослепительные лучи, нацеленные со всех сторон, этот особенный запах — запах тревоги и победы.

Евгении было приятно замечать уважение, с которым цирковые относились к ее мужу. А как же — Алексей и Председатель месткома и Член художественного совета и вообще — авторитет.

— Ты прямо как опереточный