– Мне нужен новый дом, уважаемый Джелал, – сказал ган Карочей, принимая из рук хозяина изящно сработанную чашу с вином. Чаша была серебряной, но столь тонкой и изящной работы, что ган невольно ею залюбовался.

– Сейчас таких уже не делают, – вздохнул перс. – Арабское нашествие убило в нас тягу к красоте. Так какой тебе нужен дом, уважаемый ган?

– Меня бы устроил твой дворец, уважаемый Джелал. Я слышал, что он продается. И полагал, что три с половиной тысячи денариев – цена вполне разумная.

По губам перса скользнула скорбная усмешка:

– Я слишком долго странствовал по миру, ган Карочей, чтобы на старости лет вновь срываться с места. К тому же мой дом стоит значительно дороже цены, предложенной тобой.

– Какая незадача, – ахнул Карочей. – Выходит, меня ввели в заблуждение. Прости меня, уважаемый Джелал, если я ненароком тебя обидел.

– Какие пустяки, – махнул рукой перс. – Я всегда рад тебя видеть, уважаемый ган.

– В таком случае, у меня к тебе еще одна просьба, уважаемый Джелал. Ты ведь, насколько я знаю, умеешь читать по-арабски. Не мог бы ты перевести мне, что написано в этом пергаменте.

Старый перс просьбу гостя уважил и погрузился в чтение. Карочей, затаив дыхание, наблюдал за ним. Ему уже чудились несметные сокровища, которые он сможет получить с помощью этого небольшого клочка пергамента, но, увы, кажется, он поторопился. Лицо Джелала, по мере того как его глаза пробегали строку за строкой, становилось все бледнее и бледнее.

– Ты действительно не знаешь, что здесь написано, ган?

– Ты же знаешь, уважаемый Джелал, что я не разбираю даже славянские письмена, что уж тут говорить об арабских, – пожал плечами Карочей.

– И ты никому не показывал этот пергамент? – нахмурился перс. – Ведь недаром же ты завел разговор о моем дворце.

– Мне нужен был всего лишь повод, уважаемый Джелал, чтобы наведаться к тебе, не вызывая ни у кого подозрений.

– Ты носишь с собой смертный приговор, уважаемый ган, – устало бросил перс, и скорбные складки залегли в уголках его губ. – Это письмо рабби Вениамина к рабби Зиновию. В нем Вениамин-бек делится со старым рахдонитом замыслом переворота, в ходе которого каган Турган будет устранен, а его место займет Обадия. Сторонникам Обадии нужны деньги на подкуп ганов и беков, поддерживающих Тургана, и на создание исламской гвардии, которая станет опорой нового кагана.

– А почему именно исламской?

– Потому что язычникам доверять нельзя, а истинных ревнителей иудейской веры в Хазарии слишком мало. Это война, уважаемый ган, и это резня, в том числе и здесь, в Итиле.

Карочею стало страшно. Он, конечно, знал, что окружение Обадии недовольно политикой Тургана и плетет вокруг кагана паутину интриг. Более того, он сам в этих интригах участвовал, но он никак не предполагал, что заговорщики пойдут в своих замыслах так далеко. Впрочем, ничего удивительного. Кагану едва перевалило за пятьдесят, здоровьем он обладал железным и вполне способен был удерживать булаву своими жилистыми руками еще по меньшей мере лет двадцать. А за двадцать лет многое могло поменяться. Тем более что славянские и тюркские ганы, недовольные всевластием рахдонитов, тоже не сидели сложа руки. А сила, что ни говори, пока что находилась в их руках. Недаром же Вениамин-бек возмечтал об исламской гвардии. Набрать ее на арабских землях труда не составит. В наемники охотно пойдут как сами арабы, так и представители покоренных ими племен. Были бы деньги на оплату. Зато для простых хазар, ныне получающих деньги из каганской казны, наступят скорбные времена. Им придется поискать иное занятие. Та же участь постигнет ганов, которым придется потуже затягивать свои пояса и жить за счет грабежа граничащих с Хазарией земель. Но это будет только на руку рахдонитам.

– Я, пожалуй, продам тебе свой дом, ган Карочей, за предложенную тобою цену, – сказал вдруг со вздохом перс.

Ган оценил выгодность возникшей ситуации и готовился уже поторговаться, но в последний момент передумал. Зачем гневить небо и искушать богиню удачи? Этот дворец, один из лучших в городе, и без того достался ему практически даром.

– Я в своем слове тверд, уважаемый Джелал. Серебро ты можешь пересчитать хоть сейчас. И если у тебя возникнут сложности с другим имуществом, я готов тебе предложить за него разумную цену.

– Ты имеешь в виду мои мастерские и виноградники?

– Именно, уважаемый Джелал. Не скажу, что я человек богатый, но кое-какие средства у меня есть. Кроме того, будучи близким к Ицхаку Жучину человеком, я мог бы помочь многим твоим соплеменникам разрешать возникающие трудности и сейчас, и в будущем. Уедут купцы из Хазарии или останутся здесь, но они очень скоро будут нуждаться в покровителе и посреднике при разговоре с новой властью. Ты понимаешь, о чем я говорю, уважаемый Джелал?

– Понимаю, уважаемый ган, и, думаю, мы договоримся.

Приятное времяпрепровождение Ицхака было прервано появлением во дворце его сестричада Обадии. Сын кагана прибыл к родственнику с малой свитой, почти тайно, дабы лишний раз не давать повод к пересудам. Впрочем, можно было не сомневаться, что каган узнает об этой встрече очень скоро и с такими подробностями, о которых ее участники даже не подозревают. Турган не доверял старшему сыну и не скрывал этого от своего окружения. Недоверие грозило перерасти в ненависть и откровенную вражду с весьма печальными для Обадии последствиями. Это понимал сам Обадия, это понимал Ицхак, это понимали и все ближники старшего сына кагана. Впрочем, у Тургана имелись серьезные основания для такого отношения к сыну, и кому, как не Ицхаку Жучину, это знать. Дядя и племянник обнялись без особой сердечности. Ицхак был всего лишь на шесть лет старше Обадии, и последнего раздражала его претензия на покровительственный тон. Правда, он никогда не выказывал этого раздражения, но Ицхак, как человек искушенный, не мог не замечать холодка в словах и жестах сестричада. Их отношения строились исключительно на расчете, а уж никак не на родственных чувствах. Обадии исполнилось уже тридцать два года, и он очень остро чувствовал непрочность своего положения. Формально этот рослый молодой человек с большими карими глазами и мягким чувственным ртом не был наследником Тургана. Ибо его избрание зависело от расположения славянских и тюркских ганов, которые могли предпочесть ему младшего сына Тургана Хануку. Ханука, на десять лет моложе Обадии, пользовался расположением ганов хотя бы потому, что являлся естественным соперником своего брата.

– Отец отказался назначить меня каган-беком, – с порога поделился своими горестями Обадия, – а его мудрые советники прочат на это место Хануку.

Огорчение сестричада было понятно Ицхаку. Каган-бек располагал значительной властью, поскольку именно через его руки проходили все средства, поступающие в казну каганата. Именно каган-бек ведал сбором дани с покоренных племен, а также руководил карательными экспедициями в земли излишне строптивых данников. До сих пор эту должность занимал ган Данияр, преданный лично Тургану, но, увы, никто не вечен под луной, и полтора года назад пришел срок для одного из самых влиятельных в каганате людей. Каган-бек Данияр был еще сравнительно молод, что позволило злым языкам говорить о яде. И более того, кивать на рахдонитов как на возможных виновников смерти тюркского гана. Ибо Данияр, несмотря на все уговоры Тургана, так и не захотел отречься от веры отцов и продолжал приносить жертвы тюркским богам, в то время когда вся верхушка каганата уже кланялась новому богу Яхве. Так или иначе, но вот уже почти полтора года должность каган-бека оставалась свободной, что порождало множество слухов о возможных преемниках Данияра и разжигало вражду между различными группировками в каганате.