Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты бы смог простить, как наш клиент свою жену?! — спрашиваю босса.
Мы только что вышли из здания суда. Арсений ослепительно улыбается и ослабляет галстук.
— Ты ещё совсем малышка, Ариш, — отвечает нежно, приобнимая меня за талию и легко целуя в висок. — Предательство нельзя прощать. Никогда.
Пытаюсь вдохнуть, но никак не получается. Нахожу успокоение, прижавшись к его груди. Жаль, это ненадолго.
Потому что я уже его предала… была вынуждена. Но Арсений об этом ещё не знает!
— Домой поедем? — спрашивает он загадочно.
— Конечно, надо погулять с Кнопкой.
Он иронично посмеивается:
— Я всё время восхищаюсь твоей уникальной способности заводить знакомства и находить всех собак в радиусе километра.
— Просто Елена Степановна после операции и не может сама гулять с ней, — пожимаю плечами. — Почему бы не помочь по-соседски?!
На прошлой неделе я окончательно перевезла вещи к нему и подружилась с соседкой со второго этажа.
— А ещё я буду весь вечер гладить рубашки, — предупреждаю насуплено. — Так что, если у тебя были планы поинтереснее, можешь их отодвинуть и провести время с бумагами.
— Вот упёртая, — посмеивается Арс, приближаясь к моему лицу. — В следующий раз придётся покритиковать что-то более увлекательное для себя, — ласково целует в губы.
— Только попробуй, — заливаюсь краской.
Он шутливо поднимает руки.
— Каюсь. Ты идеальна.
Переговариваясь, доезжаем до дома и оставляем машину возле подъезда. Вечер проходит, как и было запланировано: у меня сначала на пару с утюгом, затем с маленьким соседским шпицем, у серьезного адвоката — с судебными делами.
Дома ещё раз рассматриваю свою немногочисленную одежду, размещённую на вешалках в гардеробной комнате. Следом за ней целый ряд скучных костюмов, среди которых одно лишь яркое пятно — рубашка цвета морской волны.
Мой подарок Арсу в нашу первую дату — один месяц с момента его предложения встречаться.
Мне показалось это забавным — подарить ему то, что он сам себе никогда не купит. Презент Долинский принял, но так ни разу и не использовал.
Но это только пока…
Мы довольно быстро привыкли к тому, что сейчас почти не расстаёмся. И это… волшебно.
Практически так же, как и его единственное признание в любви ко мне. Я уже поняла, что часто Арсений баловать этим не будет. Его чувства выражаются не в словах, а в поступках. Он заботлив, предусмотрителен и до безумия нежен.
— Ты что не переодеваешься? — спрашивает Арс, заходя в комнату. Обнимает со спины.
— Не успела ещё, — улыбаюсь, откидывая голову ему на плечо.
— Давай помогу тебе, — шепчет на ухо и тянется к замку на платье.
Откидывает его в кресло, следом туда же падает лифчик.
Мужские руки сдавливают грудь, вышибая из моего рта нетерпеливый стон, и спускаются к поясу колготок.
Слышится треск.
— Порвал, — говорит он, тяжело дыша. — Каждый раз, как в первый.
Резко разворачиваюсь к нему и томно целую в губы.
Возбуждённые соски трутся о мягкую ткань его футболки, которую, подхватив пальцами, пытаюсь стянуть.
Из прихожей доносится звонок телефона, и я разочарованно всхлипываю.
— Погоди, малышка, — хрипло произносит Арс и отстраняется.
Становится немного холодно, поэтому я закутываюсь в полотенце и приземляюсь на кровать. А потом из прихожей слышится моё имя.
— Ты куда? — спрашиваю обеспокоенно, выглядывая из спальни. — Случилось что-то?
— Отец позвонил, — говорит Арсений раздражённо, натягивая кроссовки. — Попросил срочно приехать. Ложись отдыхай, Ари.
— Только осторожнее, ладно? На улице гололёд.
Внутри что-то лопается. Какое-то смутное предчувствие, которое хочется непременно смыть с себя.
— Ты чего разволновалась? — спрашивает он внимательно. — Иди сюда, я тебя успокою.
Придвигаюсь к нему и вжимаюсь покрепче. Он такой высокий и настоящий. Сильный. Мой. Упираюсь лбом в приятную на ощупь ткань чёрного пуховика. Под сердцем жжётся острое чувство вины, практически перестаю дышать и замираю.
— Я тебя люблю, — проговариваю еле слышно, как бы оправдываясь. — Всегда любила.
*
Беспокойное чувство словно рыболовная сеть вытягивает меня со дна и медленно направляет к свету. По пути встречаю самых близких…
Сначала мама… Моя мамочка! В последний раз я её видела в пять лет, поэтому практически не помню тонкий образ, но бережно храню в закоулках памяти аромат светлых волос и то, как она улыбалась.
Мама держит перед собой раскрытую ладонь. Не успеваю её коснуться, потому что гадкая сеть всё ещё управляет моим телом.
Затем сталкиваюсь с Виктором Андреевичем, мужем мамы. Он отчего-то дьявольски хохочет и потирает ладони. Справа от него вырастает Тёма, мой бывший парень. Он, как и в день, когда мы виделись в последний раз, называет меня бездушной тварью и смачно сплёвывает.
Арсения я встречаю, уже почти вынырнув из толщи воды. Его глаза практически слились с цветом морской пучины, а на лице выражение горького разочарования… И уязвимости. Такой мужской уязвимости, которую не принято демонстрировать.
— Арс, — кричу я, пытаясь ухватиться за широкие плечи любимого.
Но не успеваю, потому что сеть наконец-то вырывает моё сознание из сна, и я разлепляю глаза…
— Арс, — зову еще раз, проверяя рукой соседнюю подушку.
Поднимаюсь на кровати и встречаюсь с теми же глазами, что и во сне. Только теперь в них нет уязвимости. Вообще, вряд ли в реальности кто-то видел на этом суровом лице подобные эмоции. В его руке… красная папка.
Сердце сбоит, пропускает удары один за одним. А те, что все-таки случаются, бахают прямо в ребра.
Боже, нет, пожалуйста! Он всё узнал!
Быстро пробегаюсь глазами по полуобнаженному телу. Милый шрам на плече, который целовала много раз перед сном. Основательные мышцы на груди, безупречный пресс и тонкая дорожка коротких волосков, уходящая в пах. На ногах те же спортивные брюки.
Если он все узнал, я вижу его… такого в последний раз… В последний раз…
Возможно, он замечает, как сотрясается мой подбородок, потому что нарушает тягостное молчание:
— Пошла вон, Арина, — кивком указывает на дверь.
От страха и острой боли не могу дышать. Словно снова со всей дури окунули.
Его глаза снова холодные и пустые. На лице брезгливая маска. Ни намёка на то, что еще пару дней назад в любви признавался.
— Я не виновата, Арс, — сбивчиво шепчу. — Ты… утверждал, что каждый человек имеет право на защиту.
В меня летит нижнее бельё и мятое платье.
— Ты не человек! — цедит он глухо. — И тебе придётся за всё ответить…
Вскакиваю и не замечаю прорывающейся плотины из слез, словно в замедленной съемке надеваю стринги и лиф. Поясницу припекает от обжигающего ненавистью взгляда.
Черт.
Ничего не могу с собой поделать.
Всхлипываю. Еще и еще. Раз за разом.
Платье