не хотят. А ты давай не дури, девочка. Нечего по чужим людям носиться, возвращайся к себе домой. Я тебя не выгонял, сама ушла. Вся в мать гордячка.

— Я ушла, потому что не оправдала ваших ожиданий.

Подумав, добавляю:

— Ничьих ожиданий не оправдала. И вам не помогла, и…

— Ну — ну, выше нос.

Еще около получаса провожу в больнице, а потом еду к Елене Степановне, которая по доброте душевной поселила меня в гостиной, на старом продавленном диване.

Может, и правда вернуться к себе?

Забрать Тасю и собак обратно. Начать жить дальше. Забыть обо всём?!

Не простит он. Чересчур принципиальный.

Никогда не поверит, что до конца я так и не смогла его предать. Да, хотела. Себя, конечно, предательницей считаю. Да и доказательства железобетонные — проклятая папка с копиями документов Шацкой.

Я долго злилась на эту пачку бумаг, словно она виновата. Но осознание пришло позже — правда все равно бы вылезла наружу. Рано или поздно Арсений бы все узнал. Хотя бы про моё липовое образование.

Но, как дура, еще на что — то рассчитываю…

Вместо того чтобы мыслить реально, я уже больше недели, как вернулась от Надежды Георгиевны, пытаюсь застать его на лестничной клетке.

Каждый вечер подолгу брожу с Кнопкой возле подъезда, но, как назло, встретить Долинского не получается.

О чем я мечтаю? Чем сейчас живу?

Одной лишь мыслью, что Арсу настолько же плохо без меня, как и мне без него. Надеюсь, он в первую очередь, позволит себе меня простить. Да хотя бы выслушать.

Пусть кричит, ругается, оскорбляет.

Что хочет делает! Я просто хочу, чтобы мой любимый человек дал нам еще один шанс. Шанс ни мне… Нам.

В маршрутке довольно холодно и пахнет перегаром. Недовольно скашиваюсь на сидящего рядом мужчину и зажимаю нос рукой. Кое — как высиживаю, чтобы не вылететь раньше своей остановки, а когда наконец — то добираюсь до неё, практически вприпрыжку бегу к Елене Степановне.

В осенней легкой одежде холодно и это еще один повод встретиться с Долинским, потому что мои вещи до сих пор у него.

Подлетая к подъезду, глазам своим не верю. Белый мерседес стоит на месте.

В полнейшей эйфории несусь на третий этаж и нетерпеливо жму на звонок замерзшей рукой. Кусаю губы и ладошками растираю щеки.

Дверь открывается, я наконец — то вижу его и неуклюже, виновато улыбаюсь. Арс почти не изменился. Чуть загорел, как будто только что прилетел из отпуска. На нем все та же футболка и домашние спортивные брюки.

Это так привычно и знакомо, что я даже немного не верю в своё счастье.

Арсений, кажется, как и я зависает, жадно осматривает мои убитые сапоги, худые коленки и распахнутое пальто, а потом… из-за его спины появляется девушка в домашнем платье, похожем на кимоно.

Перевожу ошеломленный взгляд с Арса на загорелое лицо блондинки. Пытаюсь набрать побольше воздуха в легкие, но не выходит. Ногти вминаются в ладони с такой силой, что становится смертельно больно.

Больно везде.

Клиническая смерть. Конец. Наверное, так это называется.

— А ты говорил, доставка приехала, — разочарованно тянет девушка, располагая ладонь на мужском плече.

Кажется, я никогда это не развижу!

Хрупкая, ухоженная рука на его плече… Прямо на шраме, скрытым под футболкой…

Прежде чем успеваю что-то сказать, Арсений отмирает, и его глаза превращаются в лёд. Холодные светло-синие льдинки, пронзающие моё истекающее кровью сердце.

— Квартирой ошиблись, — выговаривает он тихо и захлопывает дверь перед моим носом.

Глава 30. Арина

В полнейшем смятении спускаюсь на этаж ниже и открываю дверь, ведущую в квартиру Елены Степановны. Получается это не сразу, потому что ключ никак не попадает в замочную скважину.

Здесь достаточно уютно, хотя ремонт выглядит несвежим. Мебель тоже не новая, но в этих стенах меня до сегодняшнего дня останавливало две вещи. Во-первых, близость к Арсению, хоть какая-то надежда на воссоединение. А ещё то, что рядом со мной был понимающий, добрый человек.

Именно соседка Долинского придала мне веры в себя.

В квартире тихо, так как её хозяйка в это время всегда отправляется на ежедневную прогулку. После операции врач рекомендовал разрабатывать ногу.

С грохотом запираю дверь и швыряю сумку.

Пытаюсь снять сапоги, но не получается. Руки настолько дрожат, что даже собачку на замке уловить не могу. Опустившись на пуфик возле входа, закрываю лицо ладонями.

В глазах стоит эта блондинка.

Он.

Его взгляд.

Боже.

Я отказываюсь в это верить. Пока я мечтала о том, что Арс найдёт в себе силы простить меня, он… уехал отдыхать с новой девушкой.

У него отношения?! Вот так?

А как же я? Любовь, о которой он говорил?! Разве настоящие чувства так быстро проходят?

Всю неделю его не было.

Может мои мозги и не такие грандиозные, как у членов семьи Долинских, но два плюс два я складывать умею. Он с ней спит.

В дверь настойчиво стучат, и я подскакиваю, ожидая увидеть Елену Степановну.

Открыв замок, отхожу и шокировано вскрикиваю, когда оказываюсь в захвате сильных рук. В нос проникает аромат мужской туалетной воды. Арсений в том же пуховике, в котором отправился в ту ночь к отцу. Наверное, сказал своей девушке, что вышел по делам. Как-то оправдался перед ней. Да зачем я вообще об этом думаю?!

Он тоже предатель. Не меньше, чем я. Даже больше.

Потому что, когда я согласилась помочь дядя Вите, я Арсения ещё не знала. А он… говорил, что любит.

Долинский больно сдавливает локти и упирает моё тело в стену. Его глаза больше не холодные, в них агрессия, перемешанная с бешеным, опасным пламенем, которым он старается меня продавить.

— Не трогай меня, — кричу вырываясь. — Больше никогда меня не трогай.

— Не ори, — говорит он стальным голосом. — Зачем приходила?

— Отпусти меня, — пытаюсь его оттолкнуть.

Изучаю широкий подбородок и обветренные на солнце, бледные губы. Где-то под грудью умирают последние надежды.

Он больше не мой.

И никогда моим не будет.

В этот момент приходит четкое осознание, что картина, увиденная несколько минут назад, навсегда что-то во мне выключила. Погасло что-то светлое и… живое. Его прикосновения вдруг стали неприятными, отвратительными.

От них впервые в жизни хочется избавиться.

— Зачем приходила? — еще раз спрашивает, сверля меня злым взглядом.

Становится страшно. Он такой большой. Сильный. Волны лютой агрессии, исходящие от него, заставляют нервные окончания сжаться от ужаса.

— Я сказала, отпусти меня. Ты насильно меня удерживаешь, — произношу сдавленно.

Мои слова стопроцентно производят на него