Делмарр открывает дверь и выходит на улицу, мы с Джоном некоторое время стоим вдвоем и молчим. Я начинаю:

— Спокойной ночи, Джон.

— Лючия, ты занята завтра?

У меня только обычные дела по хозяйству. Я представляю, как, поджав ноги, буду читать на диване книгу.

— Не очень, — наконец говорю я.

— Прокатишься со мной?

— Было бы мило.

— Я заеду за тобой в час.

Закрыв за собой дверь, я подхожу к окну и сквозь розовый тюль смотрю, как они с Делмарром идут к автомобилю. Потом отхожу от окна.

— Он красивый! — говорит Розмари.

— Ты доверяешь красивым мужчинам? — спрашиваю я.

— Нет.

— Я тоже.

— Но он очень милый. К тому же ему понравилось мое кунжутное печенье, а значит, он смыслит в жизни.

Розмари протягивает мне почтовую карточку. Она заранее написала для меня рецепт.

КУНЖУТНОЕ ПЕЧЕНЬЕ РОЗМАРИ САРТОРИ

Выход: около 40 штук

3 стакана муки (просеять)

щепотка соли

1 столовая ложка соды

1 пачка сливочного масла (размягчить)

3/4 стакана сахара

3 крупных яичных желтка

1 пакетик ванилина

большая горсть семян кунжута

1 столовая ложка жирных сливок

Муку, соль и соду просеять вместе в миску средних размеров. В большой миске растереть масло с сахаром, добавить желтки, потом ванилин. Всыпать муку в масло. Хорошенько вымесить и скатать в шар. Накрыть пленкой и поставить на несколько часов в холодильник. После достать тесто с холода, посыпать разделочную доску мукой. Раскатать тесто пластом и нарезать полосками, а полоски поделить на квадратики. Замочить кунжут в сливках. Каждый квадратик одной стороной обмакнуть в кунжут. Положить печенье на смазанный маслом противень. Выпекать 9 минут при 200о.

Все утро я гладила рубашки братьев в прачечной на цокольном этаже. Я никогда не отказывалась от работы. Мне нравится свежий запах хлопка. Какое-то умиротворяющее это для меня занятие — отпаривать белье. Я получаю удовольствие, когда смотрю на стопку только что выглаженных рубашек, которые я разложила по старшинству: от рубашки самого старшего брата до рубашки самого младшего. Жаль, что я согласилось на это свидание с Джоном Тальботом. Не в моем характере принимать приглашения, сделанные на ходу, но есть в нем нечто такое, что заставляет меня нарушать свои собственные правила.

Когда ровно в час он подходит к двери, мама уже ждет с двумя сандвичами с индейкой и пакетиком кунжутного печенья Розмари, чтобы мы взяли их с собой на прогулку.

— Ты когда-нибудь была в Хантингтоне? — открывая мне дверцу и помогая сесть в машину, спрашивает Джон.

Я замечаю, что под бампером намерзло много серых комьев снега — свидетельство того, что машина не была в гараже с самого начала зимы. — Нет, — говорю я ему. Он обходит машину и садится за руль.

— Лонг-Айленд. Это место только начинает застраиваться. Знаешь, оттуда такой прекрасный вид на океан. Вот где большие деньги.

Он смотрит на меня и улыбается. Поворачивает ключ зажигания. Мотор «паккарда» издает спокойный мерный звук, похожий на церковный орган.

— У меня есть виды на эту недвижимость. Знаешь, вся экономика Америки построена на недвижимости. Я планирую приобрести дом, потом получить в банке заем под его залог на строительство еще одного дома, и так далее, пока район не будет назван моим именем. Что ты об этом думаешь?

— Я думаю… звучит здорово.

Я понятия не имею, что еще сказать на это. Я никогда не уделяла подобным вопросам особого внимания.

Так как мы едем в сторону Ист-Сайда, то проезжаем по Манхэттенскому мосту в Бруклин, где всегда очень плотное движение, поэтому Джон Тальбот рассказывает мне о своих планах использовать сделанные на недвижимости деньги для открытия современного, оснащенного разными техническими новинками отеля в Манхэттене. Он говорит о ночных барах, ресторанах, открытых обзорных площадках на крыше и о том, как все это будет создаваться. Его восторг передается и мне. Я представляю себе женщин в их меховых пальто и жемчугах, их элегантно одетых спутников, преуспевающих нью-йоркских магнатов, а среди них вижу и Джона Тальбота, как всегда очаровательного, и он ведет с ними остроумные беседы.

У Хантингтонского залива на Лонг-Айленд на деревьях и на газонах все еще лежит снег. Здесь только новые дома, но каждый из них построен по-своему: из кирпича в колониальном стиле, словно фермы Коннектикута, и в моем любимом — в стиле эпохи Тюдоров. Есть нечто в кирпичах, карнизах на окнах и массивных дверях, что дает мне ощущение покоя.

— Тебе нравится стиль Тюдоров, да? — Джон указывает на один из домов.

— Итальянцам нравится все английское. У мамы есть родственники в Форест-Хилз, так они без ума от такого.

Джон останавливает машину у незастроенного участка земли.

— Пойдем, — выпрыгивая из машины, говорит он, обходит автомобиль, открывает мою дверь и подает мне руку. — Я хочу кое-что тебе показать.

Джон ведет меня вверх по склону холма. Он обледенел, я поскальзываюсь, и мы смеемся. Он становится позади меня и поддерживает, пока мы карабкаемся вверх и добираемся до вершины. Сквозь деревья передо мной видно бескрайнее море, а над ним такое же бескрайнее небо с белыми как снег облаками.

— Это залив, — говорит Джон.

Чувства переполняют меня, такого я еще никогда не испытывала. Внезапно я ощущаю какую-то особую глубокую связь с этим местом, как будто когда-то уже бывала здесь. Как это — жить рядом с водой? Каждый день гулять по берегу океана и слушать шепот волн, вдыхать аромат соленого моря? Я всегда мечтала, что буду жить в роскошной восточной части Манхэттена, одеваться в черный бархат, но теперь мне хочется видеть из своего окна море. Весна приближается, все вокруг постепенно начинает расцветать, и простирающиеся передо мной пляжи переливаются на солнце от темно-серого до яично-белого цвета. Папа рассказывал мне о своем путешествии в Римини — город рядом с Венецией на Адриатическом побережье. На местных пляжах песок был идеально белым, а солнце, отражаясь от чистейшей голубой воды, слепило глаза.

— Поживи как-нибудь у воды, — говорит Джон так, словно знает нечто о моем будущем.

Мои ноги застревают в сухих ветках ежевики. Джон становится на колени и помогает мне выбраться из этой западни. Я смотрю на него сверху вниз и воображаю, что он опустился на колени, чтобы просить моей руки. Он глядит на меня, и могу поклясться, думает о том же. Я высвобождаю ноги и протягиваю ему руку, чтобы помочь встать. Не говоря друг другу ни слова, мы возвращаемся к машине.