Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В самом центре пустыря, подсвеченный фонарями, лежал, словно громадная рыбина, выброшенная на берег, неимоверно ржавый дирижабль. Около тридцати лет назад это летающее судно потерпело крушение в Фли, и с тех пор оно, или вернее его оболочка, и служило пристанищем для известного на всю округу заведения в собственности некоей предприимчивой мадам.
Мамаша Горбин в Фли была особой уважаемой и поговаривали даже, что она ни много ни мало является негласной хозяйкой всего Блошиного района, кем-то, вроде главного судьи Сомма в Тремпл-Толл. Мамашей ее называли потому, что ей зачастую, будто самой настоящей мамочке, приходилось разрешать свары между бандами как в Фли и на Брилли-Моу, так и в Саквояжне. Помимо этого, она также руководила черным рынком так называемой Изнанки Габена, торговала сведениями, занималась скупкой краденого и прочими милыми вещами…
Что ж, совсем скоро тяжелому сердцу Мамаши Горбин предстояло полегчать на одну сгоряча (и в порыве чувств, и под воздействием кое-чего горячительного) обещанную Брекенбоку услугу. Правда, она об этом пока не знала и преспокойно занималась тем… ну, чем там обычно занимаются трактирщицы-контрабандистки-мамаши в Фли…
Глядя на ржавую тушу дирижабля вдали, Мэйхью поставил на покосившуюся газетную тумбу саквояж, положил рядом зонт, после чего проверил патроны в барабане револьвера и закурил папиретку.
То, во что он влез, встрял и вляпался по уши, ему очень не нравилось. Брекенбок что-то задумал – это было ясно. И хоть хозяин балагана и пытался скрыть свои истинные замыслы за показным безумием, Мэйхью понимал, что он также ведет какую-то свою игру. Брекенбок говорит, что его волнует лишь пьеса, но…
«Это ведь не просто пьеса, верно, Талли?»
В Фли разворачивался настоящий клубок интриг, в котором странным образом сплелись и кукольник Гудвин, и шут Манера Улыбаться, и кукла в зеленом платье. Как Мэйхью ни ломал голову, пытаясь понять, что здесь происходит на самом деле, ответ ускользал. Оставалось надеяться, что Мамаша что-то прояснит: учитывая ее славу, он догадывался, что Брекенбок в действительности отправил его к ней не столько за «вещью, без которой не сможет обойтись его пьеса», сколько за сведениями. Вот только за какими?..
Спрятав револьвер, Мэйхью взял зонт и саквояж и пошагал через пустырь. Бредя меж торчащих из земли толстых, покрытых мхом труб и обминая лужи, он пытался выстроить в голове хоть минимально связную картину того, что уже успел выяснить, но как следует поразмыслить над делом Мэйхью не дали.
Примерно на полпути к заведению Мамаши Горбин из-за одной из труб вышли трое. Намеренья их были явно и четко пропечатаны на одутловатых и щетинистых, с позволения сказать, лицах.
Мэйхью так задумался, что забыл, где находится, и не учел, что, должно быть, выглядит кое в чьих глазах весьма многообещающе. Еще бы: он ведь в Фли, ночью, в одиночестве, вероятно, без оружия, зато с ручной кладью. Просто подарочек!
– Ты только погляди! – воскликнул мистер Громила № 1.
– На что? – удивился мистер Громила № 2.
– Кх-кх-кх, – покашлял мистер Громила № 3 (очевидно, у него была немая роль).
– Да ни на что! А куда. Или вернее – на кого!
– И на кого?
– Да вот на него. На этого глупенького заблудившегося кролика.
– Хм, – усмехнулся «заблудившийся кролик».
– Клерк в Фли, это ж какое счастье нам привалило, парни!
Мэйхью даже удивился. Ему и в голову не могло прийти, что он выглядит, как клерк. Он-то полагал, что выглядит крайне не так и впечатление производит соответствующее. Отец Мэйхью был клерком до мозга костей, зубодробительно занудным, по-конторски черствым и раздражающе бюрократически невыносимым человеком, а еще он предрекал, что и сын пойдет по его стопам, однажды отыскав себе непыльное местечко в каком-нибудь чулане, полном бумаги и чернил. Походить на него Мэйхью совсем не хотелось.
– Секундочку, – непререкаемым тоном сказал он троим громилам. – Нужно кое-что проверить…
Громилы даже застыли на месте от подобного нахальства. Недоуменно переглянувшись, они уставились на «клерка», которого, как им казалось, они весьма недурно застали врасплох.
Как ни в чем не бывало Мэйхью извлек из внутреннего кармана пальто зеркальце, полюбовался на свое отражение, хмыкнул, проворочал: «Ну да, ну да… почти безобидный клерк», после чего спрятал зеркальце обратно.
– Всё? – спросил один из громил – по виду их главарь, здоровенный увалень с самыми лохматыми из всей троицы бакенбардами и самым обвислым брюхом. Очевидно, именно он решал, где искать на свою и приятельские головы неприятности. – Вы закончили, мистер? А то у нас времени не так уж и много. Мы, так сказать, – очень занятые деловые люди.
Мэйхью с сомнением покосится на одного из громил. Тот стоял с открытым ртом и откровенно тупым видом. Единственной его «занятостью» можно было назвать сопение и кряхтение, да ковыряние пальцем в неоднократно сломанном носу. Но да – в этих вопросах, он, разумеется, включал исключительно деловой подход.
– С кем имею честь? – спросил Мэйхью.
– Это ж мы, – осклабился главарь. Мама, видимо, не научила его, что вещи, очевидные для него самого, не всегда являются столь же очевидными и для других.
– Мы?
– Бланди, Уипер и Хэклз же.
– Прошу прощения, мы разве знакомы?
– Да мы с вами, мистер, можно сказать, старые друзья.
В голосе Бланди прозвучала недвусмысленная угроза, и на сцену вышла улыбка мистера Мэйхью. Она представляла номер «Опасную игру вы затеяли», но публика выдалась не ахти какая толковая и ничего не поняла.
– Чем могу быть полезен, господа старые друзья?
Толстяк Бланди потел так сильно, будто мок под дождем.
– О, мистер! – сказал он, стряхнув со щек и лба зеленоватый пот. – Знали бы вы, как редко нам попадаются такие манерные… эм-м… м-м-м… как там это слово было, Дрю, которое мы вчера слышали на Подметке?
– «Зряченюхослышащие»? – предположил Уипер с видом гения (непризнанного).
– Нет. Другое, – поморщился Бланди.
– Тогда «джентльмены», Барри, – догадался Уипер.
– Джентльмены, – кивнул толстяк. – Знали бы вы, как редко они нам попадаются.
– Вы хотели сказать «встречаются»? – продолжая улыбаться, уточнил Мэйхью.
– Нет, именно «попадаются».
– Что ж, ясно. – Мистер Мэйхью пристально