проницательный и творческий человек, на ходу придумывающий новый план.

На мгновение сползшая маска отвратительного злыдня вновь вернулась на место – одним движением пальцев или, скорее, легким усилием воли.

– Мадам Шмыга, – наконец, сказал Гуффин. – Она поможет тебе. Жди. И будь готов.

– Мадам Шмыга? – удивленно прошептал Проныра. – Но она ведь вся из себя такая добренькая. Как вы ее заполучили? Она тоже что-то сделала?

– Что-то сделала? – якобы не понял коварный шут.

– Как… – Проныра – человек, который никогда не лез за словом в карман, вдруг запнулся, – как я?

– Послушай, дорогой, – наделив собеседника снисходительным взглядом, сказал Гуффин. – Ты ведь сам во всем виноват. И зачем тебе только вздумалось лезть в бумаги Брекенбока?

– Но… – от подобной несправедливости даже слуга Извечной Несправедливости – бывший адвокат – распахнул рот и округлил глаза. – Это ведь вы велели мне! Чтобы я забрался в фургон Брекенбока и достал вам письмо бургомистра!

– Все так, все так, мой дорогой Проныра. Но ведь не я виноват в том, что ты не смог этого сделать без свидетелей, верно? Вряд ли ты ожидал, что старик тебя увидит…

Ответом ему было хмурое молчание. Кажется, в этот момент Проныра окончательно понял, что юлить и изворачиваться с Гуффином не пройдет.

Манера Улыбаться кивнул, прекрасно зная, что именно сейчас творится в голове у этого человека.

– Как вы пронюхали, что Трухлявый Сид увидел меня? – спросил Проныра пустым, лишенным эмоций голосом.

– Просто сопоставил одно с другим. Воспользовавшись моментом (к слову, мое почтение: подгадал ты все очень ловко), ты убил старика, чтобы он не выдал тебя Брекенбоку, и свалил все на фликов. Вот только дружок Брекенбока, этот сержант-дуболом Брум, не позволил бы своим людям здесь кого-то прикончить «под горячую руку». Очевидно же, что старик переступил дорогу кому-то из местной публики. А учитывая вашу с ним ссору накануне… Я не виню тебя, Проныра. Ты сделал то, что должен был, ведь старик, и я говорю о вашей ссоре накануне, вызнал твою страшную тайну. Рано или поздно он рассказал бы все Брекенбоку о ПР-1389. Ну а когда он поймал тебя на попытке кражи письма… у тебя просто не было выбора.

– Я не хотел, чтобы то, что должно было стать всего лишь невинной кражей какого-то письма, во все это вылилось, – тоскливо проговорил Проныра. – Чтобы скрыть одно злодеяние, я совершил намного более ужасное. А теперь вы заставляете меня… – одними губами прошептал бывший адвокат, – заставляете меня убить всех в балагане.

– Не заставляю, – легонько улыбнулся Гуффин, и тени под его глазами словно бы ожили, затягивая собой едва ли не все лицо шута. – Ты сам понимаешь, что должен это сделать. Ведь иной вариант – вариант присоединиться ко всем остальным – такого умного и расчетливого человека, как мистер Уирр Шезвиг, эсквайр из Тремпл-Толл, не устраивает, так?

Проныра глянул на шута с плохо прикрытой ненавистью.

– Что сделала мадам Шмыга? Чем вы ее шантажируете?

– О, дорогой мой Проныра, – сказал Гуффин, прищурившись, – на что мы только ни готовы пойти ради тех, кого любим. Малышка Лизбет так мечтала перебраться в Старый центр. Так мечтала…

Проныра кивнул – он все понял.

– Кисет у тебя? – спросил Гуффин и, увидев утвердительный кивок, добавил: – Не просыпь. Мимо.

– Когда я все исполню, вы оставите меня в покое?

– О, я оставлю, – сказал шут. – И сделаю то, что обещал тебе, несмотря на нашу «устную договоренность», и даже не стану… как там было?.. маневрировать. Я поговорю со своим старым знакомым из «Мышьносанеподточитс и Ко». Старший компаньон этой уважаемой адвокатской конторы с Набережных, господин Файгроу, давно ищет находчивого и способного на… кхм… определенные поступки помощника. Какая удача, что я с таким знаком.

– Полагаю, господин Файгроу тоже у вас на крючке?

Шут рассмеялся.

Из-под кухонного навеса раздался немелодичный звон. Это мадам Бджи брякнула несколько раз в свой «колокол», сделанный из худого казанка да подвешенной на проволоке ложки. Суп был уже разлит по тарелкам, от него поднимался зеленоватый пар.

Дверь фургончика Брекенбока скрипнула, открываясь, и Проныра опрометью бросился к кухонному навесу, пока хозяин балагана не заприметил его рядом с Гуффином и не посчитал их перешептывания подозрительными.

Гуффин тем временем со вздохом слез с сундука и, сунув подмышку зонтик, пошагал к Брекенбоку, который был занят тем, что, как всегда грязно ругаясь и бормоча проклятия, запирал ржавый замок на ключ.

– Ужин, сэр! – радостно воскликнул Манера Улыбаться. – Наконец-то!

– Да, – согласился Брекенбок, справившись с замком. Хозяин балагана выглядел крайне голодным. – Наконец-то!

– Поспешим же! Не будем заставлять нашу славную мадам Бджи волноваться.

– Поспешим, – кивнул Брекенбок.

И они отправились к кухонному навесу. По пути Финн Гуффин вдохновенно рассказывал хозяину балагана свои размышления о будущем завтраке (об ужине он, казалось, и вовсе уже забыл) – по его словам, завтрак должен был оказаться таким вкусным, что от него можно умереть.

Брекенбок кивал и ворчал:

– Главное, чтобы мадам Бджи не переборщила с приправами…

Вскоре вся труппа, за исключением Бульдога Джима, собралась за столом. Почти вся…

У фонаря и сундука, где только что сидел шут Манера Улыбаться, по стене от земли и до самой крыши проходила толстая ржавая труба. Кладка за ней была довольно сухой. И там, в темноте, кто-то стоял. Стоял, сжимая в дрожащей от страха руке наполовину сточенный мелок.

Вся стена рядом с этим «кем-то» была сплошь исписана:

«Я плохая кукла, потому что плохо учу свою роль. Я плохая кукла, потому что плохо учу свою роль. Я плохая кукла, потому что плохо учу свою роль…»

Глава 4. Ночной спектакль в Фли.

Мистер Мэйхью увидел заведение Мамаши Горбин еще издалека, впрочем, не заметить его было трудно.

«Что ж, значит Брекенбок верно указал дорогу, – подумал он, – хотя этот хитрый пройдоха запросто мог из мести заставить меня побродить по ночному Фли…»

Узкая, заваленная различным чердачным хламом улочка,