– Ну помнишь, мы видели ее по телевизору. Это такая лодка, которая курсирует между Англией и еще чем-то, она летит прямо по поверхности воды.

– Милая, ты, наверное, имеешь в виду катер на подводных крыльях, – поправила ее Пейдж, сняв на зеленом свете ногу с педали тормоза, и, осторожно набирая скорость, пересекла залитый водой перекресток.

– Правильно. Катер, – ответила Эмили. – Мы направляемся в Англию на встречу с королевой. Я буду пить чай с королевой, есть кальмаров и говорить о фамильных драгоценностях.

Еще бы немного, и Пейдж громко рассмеялась.

– У королевы не подают к столу кальмаров, – сердито возразила Шарлотта.

– Держу пари, что подают, – ответила Эмили.

– Нет. Там подают сдобные пышки, пшеничные лепешки, вульгарные бабешки и еще что-то в этом роде.

На этот раз Пейдж не выдержала и рассмеялась. Она живо представила себе следующую картинку: благопристойная и чопорная королева Англии спрашивает своего гостя, джентльмена, сидящего за столом, не желает ли он к чаю проститутку, и указывает при этом на стоящую рядом размалеванную жрицу любви в нижнем белье от Фредерика, голливудского законодателя мод.

– Что тут смешного? – спросила Шарлотта.

Еле сдерживая смех, Пейдж соврала:

– Ничего, просто я о чем-то подумала, о том, что случилось много лет тому назад, вам это сейчас не покажется смешным, просто воспоминания старой мамы.

Она очень не хотела, чтобы их беседа прервалась. Она редко включала радио, когда вместе с ней в машине были девочки, ибо знала, что любая радиопередача менее развлекательна, чем шоу Шарлотты и Эмили.

Когда дождь полил с удвоенной силой, Эмили совсем разговорилась.

– Плыть на катере, чтобы повидаться с королевой, гораздо интереснее, чем плыть в подводной лодке, на хвосте которой сидит, чавкая, кальмар.

– С королевой скучно, – заявила Шарлотта.

– Ничего подобного.

– Нет, скучно.

– У нее внизу, под дворцом, камера пыток. Шарлотта повернулась, помимо своей воли заинтересовавшись темой разговора.

– Неужели?

– Да, – ответила Эмили. – В ней она держит парня в железной маске.

– Железной маске?

– Железной маске, – угрюмо повторила Эмили.

– Почему?

– Потому что он действительно гадкий, – сказала Эмили.

Пейдж решила, что обе они, когда вырастут, будут писательницами. Они унаследовали от Марти живое и беспокойное воображение. Они, вероятно, будут тренировать его, как их отец, однако писать они будут совсем о другом и, что самое главное, совсем по-разному.

Пейдж не могла дождаться, когда приедет домой и расскажет Марти о субмаринах, катерах на подводных крыльях, гигантских кальмарах, хрустящих жареных щупальцах, проститутках и королеве.

Она решила, что примет на веру предварительный диагноз Поля Гутриджа, отнесет тревожные симптомы не к чему иному, как к стрессу, и перестанет волноваться. По крайней мере до тех пор, пока они не получат результатов. С Марти ничего не случится. Он – природная сила, глубокий кладезь неукротимой энергии и бодрости, неунывающий и жизнерадостный. Он не сдается, как Шарлотта пять лет тому назад. С ними со всеми ничего не случится, потому что им еще очень многое нужно успеть и впереди их ждет еще очень много хорошего.

Небо вдруг пронзила яркая стрела молнии. Она была полноценной и законченной, что было редкостью в Южной Калифорнии. Вслед за ней раздались раскаты грома, да такие сильные, что казалось, это Бог в небесной колеснице покидает свои владения в день Страшного Суда.

* * *

Марти находился всего в двух – двух с половиной метрах от спальни девочек.

Стараясь не наступать на следы крови, он бросил мимолетный взгляд на ковер, где пятен крови было меньше, чем в других местах. Его подсознание сначала только зафиксировало какое-то отклонение. Сделав затем еще один шаг вперед, он полностью осознал, что он видел: кровавый отпечаток верхней половины мужского ботинка, такой же, как двадцать или тридцать виденных им ранее, с той лишь разницей, что следы были направлены в противоположную сторону, туда, откуда он пришел.

Он застыл на месте, пораженный своим открытием.

Другой дошел до двери детской, но не вошел в нее, а повернул назад. Каким-то образом, ему удалось почти полностью остановить поток крови, и следы стали неразличимы, кроме того предательского следа, который заметил Марти.

Развернувшись назад и держа пистолет в обеих руках, Марти увидел Другого, идущего навстречу со стороны кабинета Пейдж, и не смог сдержать крика. Он шел слишком быстро для человека с ранениями в грудь, потерявшего пол-литра, а то и литр крови. Сильно ударив Марти, он подтащил его к перилам галереи и заставил поднять руки вверх.

Когда его тащили назад, Марти машинально нажал на курок, но пуля только прошила потолок холла. Затем он был отброшен на крепкие поручни и больно ударился поясницей. Жуткая, нечеловеческая боль пронзила почки и побежала дальше, вверх по ребрам по позвоночнику, и Марти приглушенно закричал.

Падая, он выронил пистолет, который перелетел через голову и упал у него за спиной.

Дубовые перила, не выдержав такого натиска, издали громкий сухой трескучий звук, предвещающий их близкую кончину, и Марти не сомневался, что они обвалятся на лестничную площадку. Но балясины и стойки удержали перила от падения.

С огромной силой надавив на Марти, так, что он прогнулся назад, Другой перекинул его через балюстраду и стал душить. Железная хватка. Пальцы-клешни сжимают сонную артерию.

Марти хотел просунуть колено между ног противника однако ноги у него были сомкнуты. Он потерял равновесие, одна нога его висела в воздухе, а Другой отталкивал его все дальше назад, до тех пор, пока он не оказался пригвожденным к перилам, балансируя на них, как акробат.

Марти задыхался. Боясь, что тиски окажутся такими сильными, что кровь перестанет поступать в мозг, он попытался ослабить железную хватку, разведя руки противника. Однако тот удвоил усилия, не собираясь ослаблять давление. Марти еще больше напрягся и почувствовал, как заколотилось его перегруженное сердце.

По идее, они должны были бы быть равными соперниками. Ведь они одного роста, веса, сложения, в одинаковой физической форме – одним словом, по всем внешним признакам они абсолютно одинаковы.

Тем не менее Другой, получив два смертельно опасных ранения, был сильнее, и не только потому, что у него были какие-то преимущества и он твердо стоял на ногах, в отличие от Марти. Он, казалось, обладал каким-то нечеловеческим потенциалом.

Находясь лицом к лицу со своим двойником, Марти, казалось бы, должен смотреть на него, как в зеркало, однако лицо напротив было обезображено такими дикими страстями, каких Марти никогда не видел на своем лице. Животная ярость. Ядовитая ненависть, сравнимая разве что с солью цианистой кислоты. Он был так возбужден самим актом насилия, что знакомые черты были обезображены судорогами маниакального удовольствия.