Сколь бы открыт и честен ни был Хью, но в тяжелые дни собственная болезнь угнетает его. Несмотря на растущую популярность, ему порой не хочется даже вставать с постели. Он меланхолик, рядом с которым тяжело находиться. И никто не страдает больше, чем его близкие. «Я понимал, что с этим нужно разобраться, что это не пройдет само по себе. Не думаю, что я страдаю сильнее, чем сантехник или дантист. Наверное, дантисту еще тяжелее. Дантисты переживают самые тяжелые депрессии».

Хью понимает, что сильнее всего его депрессия сказывается на его жене Джо и троих детях, тринадцатилетнем Чарли, одиннадцатилетнем Билле и восьмилетней Ребекке. «Я понял, что у меня депрессия, и решил с этим разобраться. Я недостаточно знаю об этой болезни, чтобы сказать, является ли она клинической. Но мое состояние – это не просто легкая грусть и тоска. Мое состояние длится долгое время. Я испытываю все соответствующие симптомы – апатию, нежелание подниматься с постели по утрам. Конечно, страдать от депрессии и не пытаться предпринимать каких-либо действий – это эгоизм. Я привык к несчастью. Это для меня совершенно привычное состояние».

Вскоре Хью начал понимать, что нужно что-то изменить – ради всех окружающих. «Помню тот момент, когда я понял, что у меня проблемы. Я участвовал в благотворительной автогонке где-то в Ист-Энде. Но в разгаре гонки одна машина загорелась и перевернулась. Я впервые задумался о жизни и смерти. Я подумал: «Это не может быть правильно. Я должен либо ненавидеть это занятие всеми фибрами моей души, либо любить его. Это экстремальный жизненный опыт». Я понял, что мое состояние характерно для человека, испытывающего депрессию».

На следующее утро он проснулся и обратился за помощью. Близкий друг порекомендовал ему фантастического психотерапевта. Занятия с ней оказались чрезвычайно полезными, хотя и слегка пугающими. И все же Хью считает, что любой, кто страдает от депрессии, должен обратиться к специалисту, чтобы обрести внутренний покой.

«Я обратился к психотерапевту, потому что чувствовал, что лишаю себя радости. Для Штатов – это обычное дело, но в Англии для такого поступка нужно набраться смелости. Англичане этого не делают, – Хью поднимает брови, имитируя отвращение. – Психоанализ мне очень помог и повлиял на мою игру, потому что я наконец расслабился. Я постоянно был очень скованным, и это мешало моей работе. Я приходил на площадку с убеждением в том, что следующие пять минут определят все, что все должно быть идеальным. Конечно, так жить нельзя – невозможно играть в теннис, шутить, просто жить. Эта замечательная женщина (психотерапевт) заставила меня понять, что это – настоящая глупость. Жизнь течет, и люди просто живут. Все мы совершаем какие-то поступки, делаем ошибки и прощаем себя за них».

Хью говорит, что время, проведенное с психотерапевтом, изменило его жизнь, позволило взглянуть на себя по-новому. «Многие считают, что психотерапия – это просто посиделки за рассматриванием собственного пупка. Но это рассматривание – процесс осмысленный и целеустремленный. Главная цель – однажды увидеть мир по-новому, отнестись к близким с добротой и теплом, дать окружающим больше».

Хью подшучивает над собой. «Сегодня люди смелее обращаются за помощью, – говорит он. – Они понимают, что нужно либо обратиться к психотерапевту, либо замучить друзей своими излияниями до смерти. Поэтому я решил, что могу позволить себе платить человеку сто долларов в час за то, что он будет выслушивать мои стенания. По крайней мере кто-то заработает себе на жизнь, слушая рассказы о моих нудных проблемах. После двадцати лет я все еще пытаюсь найти подходящую работу».

Хью очень откровенно рассказывает о своей депрессии. Он понимает, что теперь контролирует собственную жизнь лучше, чем раньше, но в то же время знает, что есть нечто такое, чего ему никогда не преодолеть полностью. «Хотелось бы мне сказать, что мне помогли козий сыр или какие-то заклинания, но всех ответов я так и не получил, – и добавляет, – я гораздо счастливее, когда знаю, что нахожусь на пути к собственному несчастью».

Хью с горечью признает, что депрессия могла быть связана с коротким внебрачным романом с женщиной-режиссером, но это лишь деталь его жизни. «Возможно, какая-то связь между этими событиями и была. Но я не помню».

Впрочем, его тринадцатилетний брак благополучно пережил кризис и сейчас крепче, чем когда бы то ни было. «Это замечательно, и я очень счастлив. Сегодня я гораздо счастливее, чем прежде. Я научился принимать мир таким, каков он есть. Раньше меня всегда поглощало прошлое. Я видел миллионы вариантов собственной жизни, и все они казались мне лучше. Почему я не поступил так? Почему я не сделал этого? Я смотрю на своих детей и очень горжусь тем, что это мы с женой сделали их».

Возможно, депрессия была связана с неприязнью Хью к славе и признанию. Но такова цена, которую нужно заплатить за право заниматься той профессией, которую он выбрал много лет назад. «Люди, вероятно, ожидают, что я должен выходить из «бентли», помахивая тросточкой, – усмехается он. – Но большую часть времени я не снимаю свой мотоциклетный шлем. Ездить на мотоцикле – вот истинное наслаждение. Я могу поехать в любое место, и никто меня не узнает».

Однако Хью признается, что не раз хотел бросить свою необычную профессию, надеясь на то, что это избавит его от депрессии. «Подходишь к краю, и всегда находится что-то такое, что тянет тебя назад. Думаешь: «Ну, хорошо, еще один раз». Речь идет не только о карьере. Мне повезло, я всегда находил, чем заняться, но порой я думал: «Действительно ли все это мне нужно? Действительно ли я хочу этим заниматься? Не следует ли мне все бросить и стать учителем?» Это замечательное занятие. Или: «Не следовало бы мне попытаться написать «Улисса»… Впрочем, его уже кто-то написал».

«Возможно, мое состояние было связано с химическим дисбалансом», – говорит он. Хотя Хью не принимал таблеток, однажды он пробовал пить настойку зверобоя (кстати, она ему не помогла). Мысль о психотропных препаратах кажется ему отвратительной.

А может быть, все связано со страхом неудачи. Неудача подстерегает Хью Лори во всех его многочисленных занятиях.

Но даже успехи бередят его раны, потому что он всегда стремится во всем достичь совершенства. Впрочем, он утверждает, что ему ничего не удается. «У меня слишком много занятий. Я неплохо справляюсь со многими делами, но ни в чем не достигаю совершенства. Я вполне приличный писатель. Мне далеко до Мартина Эмиса, но я к этому стремлюсь. А вот в кино я играю гораздо лучше Мартина Эмиса. Я – не такой хороший актер, как Кеннет Брана, зато я куда лучше его играю на рояле. И все же я не могу играть на рояле так хорошо, как доктор Джон. Но я готовлю лучше, чем доктор Джон. Я греб за Кембридж. И с этим делом я справился очень хорошо».

Хотя призрак депрессии продолжает год за годом преследовать Хью, сегодня он может говорить об этом, не отшучиваясь. «Вы же понимаете, что всем свойственны перепады настроения. Мне хочется есть и сегодня, и завтра, – смеется он. – Все это совершенно естественно». И все же Хью очень осторожен в оценках своего непростого состояния. «Если сравнить жизнь с американскими горками, – говорит он, – то сейчас я на прямом отрезке. Я больше не переживаю триумфы и катастрофы так остро, как раньше. Впрочем, в моей жизни их немного. Я ни разу не связывался ни с чем, что можно было бы назвать катастрофическим провалом. Опять же, хочу сказать, что я – не Том Круз. Иногда мне хочется, чтобы на стенке моего кабинета висели дипломы о какой-нибудь другой профессии… Был бы я доктором, что ли… Но у меня ничего нет, нет даже диплома актерской школы».