– Опять магия гребаная? – спросил Овес настороженно, но с одобрением в голосе.

– Друг Овес, – подмигнул Штукарь, – едва ли в десятке несдержанных лошадей есть что-то магическое. Если хиляки, как вы говорите, пожелают броситься за нами, им придется делать это на своих двоих. – Вбив пробку обратно ладонью, чародей взмахнул рукой. – В путь?

Шакал посмотрел в ночь.

– Поехали.

– Куда? – спросил Овес.

Шакал на минуту задумался. Ему нужно было подлечить руку, причем быстро. Чтобы разобраться с этим бардаком, понадобятся обе руки.

– К Зирко, – сказал он спокойно.

Лицо Овса обмякло.

– Брат, я не знаю…

– У тебя что, совсем крыша поехала? – изумилась Блажка. – Этот мелкий говнюк тебе не поможет.

– У меня нет выбора! – возразил Шакал, снова вспыхнув гневом из-за того, что натворила Делия. Он вытянул раненую руку и стиснул зубы, чтобы не вскрикнуть. – Я ее еле чувствую, Блажка! Уже много времени прошло. Или хочешь, чтобы я дал Мелочнику ее отрезать? Если жрец мне поможет, больше ничего и не останется. Ты можешь не ехать, но мне нужно в Страву.

Блажка слушала его, сжав челюсти, но взгляд ее был мягким.

– Он потребует платы.

– Знаю.

Блажка подумала.

– Возьми эльфийку. Я поведу. Овес, давай сзади.

Трикрат кивнул.

Блажка передала девицу, не скрывая восторга по поводу избавления от лишнего груза. Эльфийка была не так довольна и даже было вцепилась в седло Блажки. Однако ее волнение было недолгим, и пара нежных слов Шакала вкупе с не слишком терпеливыми толчками Блажки помогли переместить ее на спину Очажка. Обняв девицу больной рукой за узкую талию, второй Шакал ухватил варвара за гриву и ткнул его пяткой в бок.

Позади он слышал болтовню Штукаря и Овса.

– Так значит… ты предпочитаешь женщин?

– Как тут говорят? «В бурю любая гавань хороша»? Думаю, ты понимаешь.

– А-а, тогда… тебе нужно другое выражение. Типа «в ночи все задницы одинаковы». Потому что в темноте-то не разберешь, да?

– Ну, не все одинаковы. Я уверен, что узнал бы зад огромного трикрата.

– Попридержи свина, чародей. Я не задний. Хотя если бы был им, то не сомневайся, я был бы тем, который… сзади или как это там.

– Не сомневаюсь.

Наступила долгая пауза, а потом снова загрохотал голос Овса. Трикрат говорил медленно, растягивая слова, будто пребывал в глубоком раздумье.

– А еще Ева любит промеж ягодок. Хотя, конечно, за дополнительную плату.

Штукарь хихикнул.

– Не то слово!

Ткнув Очажка пятками, Шакал прибавил шагу, и смех Овса и Штукаря остался позади. Блажка ехала впереди, разведывала дорогу в темноте, и ее не было видно. Шакал быстро привык к эльфийке в седле и теперь старался сосредоточиться на тенистом пейзаже, высматривая возможную угрозу, но голова его кружилась от усилий распутать события последних дней. Думать было тяжело. Когда он высказал вслух всю правду о своей руке, ему показалось, что ее состояние быстро ухудшалось, и Шакалу легко верилось в собственное предположение. При каждом шаге Очажка он чувствовал пульсирующую боль в руке, но боль была лучше медленного, вызывающего тошноту онемения. Испытывая слабость, обливаясь потом, Шакал скакал в ночи, прилагая все силы, чтобы удержаться в седле.

Полурослики жили в усыпальнице своих богов. Страва, большой холм перегнившей земли, увенчанный осыпающейся башней, казалась язвой на и без того несчастном лице равнины. Это обветшалое бесцветное сооружение его коротыши-управители почитали как священное место.

Шакал считал религию безумием. Он слышал, что на севере, в великих городах Гиспарты, храмов было больше, чем сытых детей, и сотне безликих богов уходило богатство знати и боязливые молитвы крестьян. Ему было трудно это представить, но Делия, Игнасио и прочие заверили его, что дело действительно обстоит именно так. К счастью, в Уль-вундуласе о такой вере не знали. Быть может, боги забыли пустоши, но Шакал считал Уделье домом для тех, кто не нуждался в незримых старцах, демонах с собачьими сердцами и старухах с кислыми лицами. Здесь верили в сильного зверя под седлом, заряженный арбалет и надежных спутников.

Сейчас у Шакала было два из трех. Арбалет он потерял на болотах, но он сидел на Очажке и рядом с ним были его друзья. Все они смотрели на Страву покрасневшими глазами, щурясь от солнца, которое поднималось из-за зубчатой башни. Поездка выдалась долгой, и путь проходил недалеко от земель кентавров. Однако удача им улыбалась, и из тени не выскочило ни одного вопящего лошака, который требовал бы крови.

– Удивительно, – заметил Штукарь, заслоняя глаза ладонью от солнца, чтобы присмотреться к башне.

– Я бы Горнило ни на что не променяла, – проворчала Блажка. – Ненавижу это место. Похоже на чертов скелет, и еще эти мелкие черные говнюки снуют туда-сюда.

– Ладно тебе, – прервал ее Шакал. – Я сюда пришел за помощью, так что довольно оскорблений. И «мелких черных говнюков» в том числе. Овес, кто там у них бог? Я не хочу остаться с культей только потому, что у вас двоих языки брызжут мочой.

– Белико, – смиренно ответил Овес, но они еще называют его… – Трикрат скривился, пытаясь вспомнить имя, но тут ему на помощь пришла Блажка.

– Хозяин-Раб, – сказала она, и ее голос приобрел скучающий оттенок, когда она принялась быстро излагать факты: – Тысячу лет назад он был человеком, великим воином. Он сразился с какими-то богами и победил, но только благодаря своему коротконогому слуге.

Шакал бросил на нее острый взгляд.

– Своему слуге-полурослику, – исправилась Блажка неохотно.

– А звали слугу как? – продолжил Шакал.

Блажка посмотрела на него, как на умственно отсталого.

– Зирко. Их всех так звали.

– Только верховного жреца, – поправил ее Шакал. – Овес?

– Белико спросил первого Зирко, чем его вознаградить, и мелкий засранец…

Шакал взмахнул рукой.

– Черт…

– Прости, – проговорил Овес, пряча улыбку. – Зирко попросил… жену. И вернуться домой. И свой народ.

– Это не совсем так.

Все обернулись к Штукарю.

– Жену. Дом. Народ, – повторил чародей, не сводя глаз с далекой башни. – Все это Зирко взял только после того, как получил истинную награду. Дар Белико, которому полурослик тогда сказал: «Хозяин, я хочу, чтобы ты теперь стал тем, кем был я». И с этими словами маленький раб обрел власть над богом.

Шакал кивнул.

– Хочешь сам закончить?

Штукарь повернулся к нему, и его пухлые щеки поползли вверх над улыбкой.