* * *

Татьяна гуляла с Мусей в парке. С другими мамами – соседками по горкам и песочницам – здоровалась, но не разговаривала. Она вообще старалась выбирать не самые популярные дороги, благо Мусе как раз нравилось ходить по канавам, тропам, продираясь через кусты.

Ей навстречу шел Артем и улыбался. Татьяна даже не успела удивиться. Шансов встретить его именно в парке не было никаких. Так не бывает.

– Привет, – поздоровался Артем, как будто они вчера расстались.

– Привет, – ответила Татьяна, все еще пребывая в ступоре от неожиданности.

– Как ты? – спросил Артем.

– Хорошо, а ты?

– Я ждал тебя, – ответил он и чмокнул ее в щеку.

– Как ты здесь оказался?

– Вообще-то я живу рядом. А как ты тут оказалась?

– Я тоже живу рядом.

– Почему я не встретил тебя раньше? Лет десять назад?

– Потому что десять лет назад я жила в другом районе.

Они шли по дорожкам и болтали. Артем пинал ногой листья. Муся стала повторять за ним. Татьяна глупо улыбалась. Ее удивила даже не встреча, не то, как они быстро перешли на «ты», не то, что он живет по соседству, а то, что Муся, казалось, узнала Артема и улыбалась ему. Он подхватил малышку, поднял высоко на руки и начал кружить. Муся откинула голову и захохотала. Просила еще.

– Я в тебя влюбился с первого взгляда, – сказал Артем.

– Так не бывает.

– Ты все еще думаешь, что не бывает?

– Да, все еще думаю. Просто совпадение.

– Я не верю в совпадения, я верю в судьбу. Фаталист.

– Ты рассуждаешь, как женщина, а не как мужчина. Когда мы перешли на «ты»?

– Давно. Сто лет назад.

– И что будет дальше?

– Тебе обязательно знать, что будет дальше?

– Да.

– А дальше… Мы пойдем посидим в кафе. Я буду на тебя смотреть и сходить с ума от счастья. Я тебе говорил, что ты красавица?

– Нет, не говорил. – Татьяна поймала себя на мысли, что начинает кокетничать, что было ей совершенно не свойственно. – А тебе на работу не нужно? Вроде бы будний день.

– Мне нужна ты.

Они сидели в кафе. Муся грызла печенье и радостно вертела головой по сторонам. Артем что-то рассказывал. Татьяна не понимала ни слова. Даже не слушала. Она думала о том, как оказалась здесь, в кафе. Как такое могло случиться? С ней?

Даже в юности ее нельзя было назвать бесшабашной. Она все просчитывала на два шага вперед, была осторожна в знакомствах. Наверное, поэтому у нее не было большого количества знакомых, да и друзей, кроме одной институтской подруги.

Макс такой же – осторожный, консервативный, строит свою жизнь по четкому плану, шагает по карьерной лестнице уверенными шагами, не прыгая через ступеньки. Наверное, поэтому они и поженились. У них не было «непримиримых противоречий». Но и любви, такой безрассудной, сумасшедшей, с первого взгляда, со страстями и чувствами, тоже не было.

Их, что называется, свели, познакомили общие приятели. Макс сразу же ей сказал, что хочет брак, семью, детей. Она кивнула – такая откровенность и прямолинейность ей понравились. Понравился и сам Макс – она чувствовала, что с ним они «построят семью»: купят квартиру, сделают ремонт, станут планировать беременность… Сюрпризов не будет, но стабильность – точно. Она совершенно точно знала, что он ей не изменит, не кинется в авантюру, не оставит без денег, не предаст. Татьяна сразу ему поверила. У Макса не могло быть от нее тайн, недосказанностей, недоговоренностей. Это было то, что она хотела.

Они встречались полгода, потом сыграли свадьбу в традиционном стиле – с платьем и рестораном. Жили тоже спокойно.

Читая в книгах или журналах истории про сумасшедшую любовь, когда не можешь ни дышать, ни есть, ни спать, Татьяна оставалась равнодушной. Она могла и есть, и дышать, и спать. Приняла это как должное, как факт – бурные страсти ей не знакомы. Зато у нее есть крепкая семья и мужчина, на которого она может положиться, который ей не просто муж, а соратник, партнер и друг.

– Неужели ты никогда не влюблялась? – услышала она голос Артема.

– Что? Нет. То есть да. В мужа.

– И с телефонной трубкой, прижатой к уху, не спала? И звезды не рассматривала, стоя на крыше? И в подъезде не целовалась? А в кафе, на глазах у всех? – удивился Артем.

– Нет, – пожала плечами Татьяна.

– Ну хоть в школе мальчики тебя за косички дергали? Портфель носили? Дрались? – не отставал Артем.

– У меня была короткая стрижка, портфель я носила сама, и никто из-за меня не дрался.

– Надо все это безобразие исправить, – решительно сказал Артем.

– Это как, интересно?

– Начнем с малого.

Артем перегнулся через стол и поцеловал ее. Потом чмокнул в макушку Мусю.

Татьяна почувствовала, как в животе медленно растет ком, который вот-вот взорвется. Она глубоко вздохнула, выдохнула, сделала глоток чаю. Ее никто никогда так не целовал. Так, что хотелось еще и еще. Вместе с комом в животе, в груди поднималась волна паники. Татьяна очень хорошо понимала, что катится вниз с крутого склона. И совершенно не хочет тормозить.

Татьяна сама редко звонила Насте, своей институтской приятельнице, но тут не выдержала, позвонила. Ей хотелось кому-нибудь проговорить вслух то, что она думала, разложить все в голове по полочкам. Настя сказала, что заедет.

В доме отключили электричество. Татьяна с Настей сидели в темноте на диване и шептались. Еще на первом курсе института они так же шептались, сидя у Татьяны, – чтобы не услышала мама.

Сейчас можно было не бояться – Макс задерживался на работе, а Муся спала, но они продолжали говорить шепотом. Татьяна боялась произнести в полный голос то, что чувствовала. Шепотом было легче. Говорят, что на чужом, иностранном, языке легче говорить о чувствах и признаваться в любви. Шепотом тоже легче.

– Мне он нужен, – шептала Татьяна.

– Ну и какие проблемы? – рассуждала Настя.

– Я так не могу. У меня семья.

– Ну и что? Живи, радуйся, наслаждайся. При чем тут семья?

– При том. Ты же знаешь, я не такая. Мне нужно, чтобы все было… правильно, что ли.

– То есть разрушить все до основания и строить заново?

– Нет, что ты! Как это – разрушить?

– Вот ты и сама ответила на свой вопрос. Значит, разрушать ничего не надо, а надо просто жить. В конце концов, у вас ведь еще ничего не было? Или было?

– Я не знаю. Для меня – было. Я с ним гуляла, сидела в кафе. Целовалась. Ты скажешь, что ничего не было.

– Ну да. Детский сад какой-то. Чего ты вообще тогда страдаешь?