Заметив мою глубокую задумчивость, дьявол посмеялся надо мной.

– Итак, в результате ты приходишь к четкому пониманию, как прекрасна жизнь. Ты осознаешь, кто для тебя по-настоящему важные люди, и ценность множества других незаменимых вещей. Ты охватываешь взглядом мир, в котором живешь, и видишь его по-новому. Обнаруживаешь, что, несмотря на скуку и рутину этого мира, в нем есть настоящая красота. Уже это само по себе стоит того, чтобы я пришел сюда.

– Но я скоро умру.

– Вероятно. Но одно можно сказать с уверенностью. Сейчас, когда ты все осмыслил, ты счастлив.

– Хотел бы я понять это раньше.

– Да, но никто в действительности не знает, насколько долгой будет его жизнь. Она может продлиться еще несколько дней, а может – несколько месяцев, несколько лет. И так с каждым. Никому не дано предугадать, сколько он проживет.

– Да, пожалуй, что так.

– И потому на самом деле не существует такого понятия, как слишком поздно или слишком рано.

– Хороший подход к этому вопросу.

– Разве ты не согласен со мной? В любом случае, я подброшу тебе эту мысль как свой прощальный подарок, так как больше мы с тобой не увидимся. Но только, пожалуйста, убедись, что то последнее, что ты должен сделать, будет от всей души. Дойди до конца! Ну, на этом все. Прощай!

Алоха попрощался со мной в своей обычной лишенной серьезности манере: он подмигнул мне (ну, вроде того), и его как не бывало. Капуста издал печальное «мяу».

А потом я принялся приводить в порядок свои дела. Я готовился умереть. Убрался в комнате, избавился от своих неуместных дневниковых записей, старой одежды и фотографий, с которыми не мог расстаться до этого момента. Вместе с ними неназойливо появлялись и исчезали фрагменты моей жизни. Я задался вопросом, продлил бы мне Алоха жизнь, если бы я выбросил все эти вещи. В любом случае, у меня не было сожалений. Теперь я чувствовал облегчение оттого, что мне не нужно было искоренять какие-то вещи.

Я расстался со всем, что вызывало у меня воспоминания, а Капуста при этом изо всех сил старался мне мешать. Когда я закончил, уже наступил вечер.

Оранжевые лучи солнца пробивались сквозь оконное стекло, падая на металлическую потертую коробку из-под печенья, что стояла на обеденном столе. Я нашел ее в глубине платяного шкафа. Это была моя коробка с сокровищами еще со времен детства. Недолго, но внимательно я разглядывал ее. В ней хранились вещи, считавшиеся мною ценными, но я совсем забыл о ее существовании. Однако что бы в ней ни было, в данный момент я уже, вероятно, не сочту это сокровищем.

Люди в таких вопросах переменчивы. То, что они раньше ценили, может потерять для них всякий смысл всего за одну ночь. Даже самые сокровенные подарки, письма и прекрасные воспоминания забываются, становясь бесполезным хламом. Давным-давно я запечатал свои сокровища в эту коробку вместе с воспоминаниями. Я колебался, открывать мне ее или нет. Я не мог заставить себя распечатать ее. Вместо этого я поспешил на улицу.

Я отправился в похоронную контору, которая находилась на дальнем конце города и располагала богатым ритуальным залом, демонстрируя, каким прибыльным был этот бизнес. Я решил спланировать свои собственные похороны.

Я обсудил с продавцом все имеющиеся у них предложения. Он проявил сердечность и понимание, когда я объяснил ему мои обстоятельства, и перечислил стоимость всех услуг. Мне придется купить переносной буддистский алтарь, гроб, цветы, собственный портрет, который поставят у гроба, урну для праха, памятную табличку, катафалк и, конечно же, придется заплатить за кремацию. В общей сложности выходило 1 500 000 йен. Вот сколько стоят скромные похороны, которые мне, очевидно, придется оплатить самому. Все имеет свою цену – вата, которую запихивают в нос умершему; сухой лед, что кладут в гроб, и так далее. Этому доскональному перечню, казалось, не будет конца.

Один только сухой лед (который кладут в гроб, чтобы тело не разлагалось) стоит 8400 йен в день. Как глупо! Каждая из услуг градировалась с соответствующей разницей в цене. Даже после смерти есть шкала, по которой тебя оценят! Какие же мы, люди, ужасные создания!

Но это еще не все. Вы также можете выбрать гроб из натурального дерева или обработанного, выстланного замшей или даже покрытого лаком – цена соответственно от 50 000 до 1 000 000 йен!

Продавец провел меня в тускло освещенное помещение, где были выставлены гробы. Я попытался представить себя в гробу.

Мои похороны. Но кто на них придет? Итак, посмотрим… друзья, бывшие возлюбленные, родственники, бывшие учителя, коллеги… и кто из этих людей будет по-настоящему оплакивать меня? А когда настанет время для траурных речей, что они скажут обо мне?

Он был милым и забавным парнем или он был ленивым, нетерпеливым, импульсивным, непопулярным лузером, не способным договориться о свидании.

О чем они станут говорить? Какими воспоминаниями поделятся, когда соберутся возле урны с моим прахом?

Размышляя над этим, я задался вопросом: а что я дал людям, собравшимся возле меня, когда был жив? Что я оставляю после себя? В эти мгновения всю мою жизнь подытожат, чего я уже не узнаю, – ведь это будет уже после моей смерти. Я впервые задумался об этом. За все тридцать лет жизни я все-таки оставил свой след … какой бы он ни был.

Я вернулся домой, который после приведения его в порядок показался мне каким-то выхолощенным. Капуста подошел ко мне и стал мяукать, словно жаловался на то, что его оставили здесь одного.

Квартира теперь была такой пустой, что выглядела немного жутковато. Я выложил на тарелку сырой тунец, который купил в рыбном магазине в старом торговом квартале. Капуста всем своим поведением показал, что он доволен, издав такое странное мяуканье, словно говорил: «А ты и вправду понял наконец, чего я хотел!» И стал жадно лопать тунца.

Пока Капуста был занят едой, я снова обратил свое внимание на старую коробку из-под печенья. Наконец я открыл ее. Вот где я держал все свои надежды и мечты, будучи ребенком. Это была моя коллекция марок.

Там были марки всех цветов и размеров почти со всего мира. На меня тотчас же обрушились воспоминания. Воспоминания, связанные с отцом. Когда я был маленьким, отец подарил мне набор олимпийских памятных марок. Они были слишком необычными, чтобы наклеивать их на почтовые открытки и конверты. После этого отец часто покупал мне в подарок марки. Маленькие и большие, японские марки и марки других стран. Мой отец был таким робким и сдержанным, что редко говорил. И марки стали для нас своеобразным способом общения. Странно, но мне казалось, словно я понимал, о чем он думает, в зависимости от марок, которые он мне дарил.