Эми, этот беззащитный ребенок, который был так близко от трагического конца, слушала меня внимательно, и я убедилась, что, по крайней мере, часть из моего рассказа отложилась у нее в голове. В этот раз ей очень повезло. Однако, когда мы с Питом доехали до больницы и передали девочку врачам для дальнейшего обследования, то я никак не могла почувствовать облегчение, думая о том, что ей удалось остаться живой, пройдя по краю пропасти, и продолжала волноваться за ее будущее. Мы написали в документах о нашей тревоге, и конечно, эту информацию передадут в социальные службы, но кто знает, какая судьба ждет Эми? Если эти два парня будут последовательно претворять свои подлые планы в жизнь, они, возможно, подцепят ее на крючок; девочка станет проституткой или даже попадет в тюрьму, а это значит, что еще одна человеческая жизнь будет загублена. Моя подруга Рут, которая работает в системе исполнения наказаний, говорит, что тяжелые наркотики — это бич человечества. Я никогда раньше не задумывалась об этом. Но после того случая я, кажется, стала понимать, что она имеет в виду.

Дверь медленно открылась, и за ней показалась маленькая девочка, которой было не больше 3 лет. Она улыбнулась мне, и я вспомнила о прошлых временах, описанных в романах Чарльза Диккенса: историю маленького беспризорника, живущего в хаосе бедных кварталов Лондона. Малышка, одетая лишь в трусики и футболку, стояла на полу босиком, и между пальцев ее ног можно было видеть грязь. Но, несмотря на это, она была прекрасна и своими длинными темными волосами напоминала маленькую куклу.

Мой коллега Боб и я не вполне понимали, по какой именно причине мы приехали сюда, в этот захудалый дом. Иногда поступающие к нам звонки содержат очень мало информации: «Мама плохо себя чувствует», — вот и все, что мы знали.

Маленькая девочка провела нас по лестнице в комнату. Ее мама, молодая худая женщина, которой было на вид около двадцати, лежала в постели среди сплошного мусора. В помещении стоял леденящий холод: казалось, здесь не топили целую вечность. Я нажала на выключатель, но лампочка не загорелась: неужели провода здесь были отрезаны? Спальня производила убогое впечатление: всюду лежали грязные простыни, воздух был затхлым, окна здесь никогда не открывали. Рядом с кроватью располагалась раковина, в которой были остатки рвотных масс.

Во всей комнате сквозило чувство отвращения. Женщина уже давно не заботилась ни о себе, ни о своей дочери. Я взяла мать девочки за руку, она была горячей — пациентка лихорадила. На мой вопрос о том, что случилось, она ответила, что уже давно время от времени сильно болеет, но в этот раз чувствует себя особенно плохо. Так продолжается примерно 3 дня.

— Мне нечего больше сказать вам, — добавила больная. — Я вынуждена ползком добираться до туалета. Это так ужасно.

Глаза женщины потухли, а во рту пересохло. К тому же ее пульс был слишком частым, настолько, что было тяжело сосчитать количество ударов: возможно, причина заключается в низком давлении. Может быть, у нашей пациентки расстройство пищеварения?

Я спросила женщину, ела ли она что-то такое, чем не питалась ее дочь, состояние здоровья которой вроде бы не вызывало опасений. Последовал отрицательный ответ. Я не стала говорить об этом больной, но за последние 2 дня ее дочь едва ли что-то ела. Дальше мы стали быстро перебирать продукты, которые могут вызвать сильное расстройство желудка. Ела ли женщина курицу, моллюсков или неоднократно разогретый рис?

— Нет, я ничего этого не ела. У меня ноют бедра, ломит все тело и болит голова, — ответила мать девочки.

— Возможно, у нее гастроэнтерит, — сказала я Бобу.

Когда у человека поднимается температура, это может вызвать боль в суставах, а головная боль — следствие обезвоживания организма.

Мой коллега измерил пациентке давление. Как мы и подозревали, оно оказалось очень низким. Больную нужно госпитализировать.

— Кто может присмотреть за дочерью, пока вы будете на лечении? — спросила я.

— Никто, — ответила пациентка, — моя мама откажется ее забирать.

— Хорошо, — сказала я приободряюще. — А что если мы попросим ее за вас?

Обычно в таких случаях мы не говорим родственникам напрямую, что надо забрать детей, но как правило они соглашаются, если нет других вариантов. Женщина ничего не ответила. Она очень ослабла и была измучена болезнью. Ее дочь все это время сидела на кровати, засунув палец в рот и внимательно наблюдая за тем, что мы делали.

Пытаясь найти телефон, я пошла на первый этаж. Даже по одному взгляду было видно, что жизнь в этой квартире крайне небезопасна для маленького ребенка: нет дверей на лестницу, в холодильнике нет ничего, кроме черствого хлеба и маргарина, никакой еды в шкафах. В ванной виднелся таз, наполненный грязной мыльной водой, тут и там были раскиданы бритвенные лезвия и упаковки от презервативов. К своему удивлению, рядом с телефоном я нашла листок, на котором был написан номер матери нашей пациентки. Набрав его, я начала играть обычную для себя в таких случаях роль, но была поражена ответом на том конце провода.

— Я не приеду к дочери ни при каких обстоятельствах. Вы можете сказать ей, что у нее были шансы наладить со мной отношения, — ответила бабушка девочки.

Не понимая, в чем проблема, я повторила свою просьбу еще раз. Но моя собеседница твердо стояла на своем: она не будет принимать никакого участия в жизни дочери.

— Она никогда не изменит свой образ жизни. Я переживала за них, плакала ночами. Ребенок не должен был сталкиваться с теми людьми, которых его мать приводила домой. Но теперь я отстранилась от всего этого. Прошу прощения, мисс, если это звучит жестоко. Но такова моя позиция.

Я пыталась убедить женщину изменить свое решение, говоря, что она должна сделать это только ради ребенка, что без ее помощи девочка попадет в детский дом, но ничего не упомянула о том беспорядке, который я обнаружила в доме. Однако по ответу женщины я поняла, что она осведомлена о состоянии квартиры своей дочери.

— Тем лучше для нее. Там ее кто-нибудь воспитает, — сухо проговорила она и повесила трубку.

Я растерялась. Иногда, чтобы забрать ребенка, соседи проезжают несколько километров, здесь же от него отказалась собственная бабушка, которая ясно представляла себе, в каком положении девочка оказалась.

Наверху Боб устанавливал женщине катетер, чтобы вводить необходимые лекарства. Я не стала распространяться о разговоре с бабушкой, но не могла перестать думать о «тех людях в квартире». К чему жизнь подталкивает эту девочку. Наркотикам? Проституции? Или обоим этим порокам?

Я сказала нашей пациентке настолько тактично, насколько могла, что ее мать не приедет. В ответ она начала плакать.

— Если я попаду в больницу, у меня заберут дочь, да? — спросила она.

Это была суровая правда. Пока я пыталась убедить женщину в том, что с ее дочерью все будет нормально, она стонала от боли, говоря, что у нее сильно ноет живот. Последовали еще несколько вопросов.