На секунду снова установилась тишина. На цветке львиного зева жужжала пчела.

— Но почему тебе хотелось уехать? — спросил Ион. — Тебе было плохо там, где ты жила?

— Несчастная любовь, — пробормотала Эллен, опустив глаза.

Так она планировала ответить, если кто спросит. Несчастная любовь воспринимается с уважением и деликатностью, без дальнейших объяснений. И от Иона Эллен ожидала особого понимания — ведь у него явно имелся сходный опыт.

Но ее ответ, похоже, пробудил его любопытство. Ион заинтересованно повернулся к ней, словно ожидал большего, а поскольку не дождался этого, спросил:

— Он был с тобой груб?

— Кто?

— Твой жених. Ты поэтому хотела уехать?

— Нет, нет. — Эллен покачала головой. — Просто… А-а, не хочу об этом говорить.

Ион сочувственно кивнул.

— Ты забеременела? — тихо спросил он.

— Нет! — в ужасе вскрикнула Эллен.

Он стеснительно провел рукой по волосам. Затем откашлялся и спросил совсем другим голосом:

— Мама думает, что ты была замешана в преступлении.

Она хмыкнула.

— Нет, не была. Но говорить об этом не хочу, я же сказала.

В чем дело? Это ей надо расспрашивать его.

— Модде сидел в тюрьме, — продолжил Ион, не замечая ее раздражение. — А Вилле зарезал парня ножом. Его так и не поймали, но он прятался, пока не смог попасть сюда и получить работу охранника.

— Ничего похожего я не совершала, — пояснила Эллен обиженным тоном, одновременно стараясь запомнить новые сведения. Кстати, кто этот Вилле? Тот худой коротышка с плохими зубами и мерзким запахом изо рта? — Я просто оказалась несчастливой в прежней жизни и хотела начать все заново — и на новом месте, — пояснила она.

Ион коротко и резко рассмеялся.

— Мерзкое место для нового начала… Почему же именно здесь?

— Я искала среди объявлений — и увидела, что здесь ищут прислугу. Посмотрела карту и увидела, что остров лежит далеко. Это меня устраивало.

— А ты знала, что здесь за место?

— Немного. Но в итоге была удивлена — ведь карантинную станцию должны были упразднить… Я и не знала, что здесь осталось несколько пациентов. Это ведь так? — Она выжидающе посмотрела на него.

Ион поднял с земли палочку и начал тыкать ею в остатки водорослей вокруг растений.

— Станцию собираются упразднить, — спокойно сказал он. — Но лишь через некоторое время. Шестнадцатый год был плохим. Тогда не осталось ни одного пациента. Корабли шли прямо в гавани на материке, без остановки у нас. Моряки не обследовались, грузы не контролировались. Это больше не требовалось, сказал доктор Кронборг. Карантинная станция стала несовременной. Нас всех здесь должны были уволить. Охранников, персонал на кухне, врачей, медсестер… впрочем, медсестры и так уже разъехались. Все готовились перебраться на материк.

— Тебе было страшно уезжать?

— Страшно? — Он покачал головой — Нет; наоборот, я думал, это будет замечательно. Мама тоже была не против. Уже тогда овдовевшая, но отличная хозяйка, она планировала получить место в каком-нибудь приличном доме. Я думал, что возьмусь за какую угодно работу. Я был тогда совершенно здоров, — добавил Ион, бросив быстрый взгляд на свою ногу. — Мне кажется, мы бы хорошо устроились. Я подумывал уехать с острова как можно скорее. Для тех, кто постарше, все намного хуже. Весь их опыт изоляции пациентов и санации грузов бессмыслен вне станции. Для них упразднение стало бы катастрофой. И вдруг внезапно все изменилось.

— А что случилось?

Он иронично улыбнулся.

— Мы получили подарок. Нового пациента. Не больного, как те, кто появлялся раньше, — так нам сказали. Он был сумасшедший. Его надлежало держать взаперти в перестроенном зале корпуса для обследований. Время от времени его должен был осматривать доктор. Наша задача — охранять его. Простая работенка, думали мы сначала. Единственный пациент на весь персонал… Мы раньше никогда не имели дело с такими, как Хоффман.

Эллен услышала имя Хоффмана впервые.

— А какой он? — осторожно спросила Эллен. — Буйный?

Ион убрал увядшую розу с куста поблизости от него, оторвал лепестки один за другим и дал им упасть на землю.

— Да, — коротко ответил он.

— Ты видел его?

— О да. Это он со мной сделал, — сказал он, указывая на свою ногу. — Теперь я не смогу найти работу на материке. Я ни на что не годен — и должен оставаться здесь всю оставшуюся жизнь и жить за счет мамы. Бесполезен…

— Ты не бесполезен, — возразила Эллен. — Ты столько знаешь о птицах! А этот сад — просто шедевр! Ты мог бы стать садовником.

Ион сделал гримасу и поднялся.

— Я думаю, нам надо вернуться. Маме не понравится, что ты так долго не работаешь.

Он убрал назад, под брезент, ящики из-под сахара, положил камни вокруг края брезента, чтобы тот не сдвинулся, и начал взбираться наверх вдоль короткой стороны пещеры, двигаясь столь мучительно и неуклюже, что Эллен отвернулась, дабы не смущать его.

Двенадцатью днями позже, идя от столовой к дому фру Ланге, Эллен увидела массу птичек, взлетевших высоко в небо и круживших, как стая насекомых, хаотично и упорядоченно в одно и то же время.

Когда она мыла посуду после ужина, Ион взял полотенце и помог ее вытереть. Фру Ланге неодобрительно посмотрела на него.

— Это единственная работа, на которую я теперь годен, — пояснил он.

Эллен рассказала ему об увиденной стае птиц и спросила, не хочет ли он выйти с ней, посмотреть на пернатых, как они недавно делали.

— Не сегодня, Эллен, — ответил он, — иди сама. Можешь взять бинокль, если хочешь.

— Спасибо. Но будет лучше, если мы пойдем вместе. Ты расскажешь о том, что мы увидим…

Ион покачал головой.

— В другой раз.

Чуть позже Эллен пошла к утесам.

Она уже начала привыкать к тяжелой работе и меньше выматывалась. Раньше попросту с ног валилась после ужина; ей хотелось лишь добраться до дивана и заснуть. Но теперь у нее прибавилось сил, и она радовалась возможности походить среди скал, подставляя лицо свежему ветру.

После разговора с Ионом в засаженной цветами пещере тот снова замкнулся и не заговаривал с ней. А вот укрытое от глаз место позволяло ему чувствовать себя защищенно и свободно. Эллен надеялась, что он еще возьмет ее туда. Но этого не произошло…

Она догадалась, что Ион сболтнул лишнее, когда рассказывал ей о Хоффмане. Это имя при ней не упоминал никто. Однажды, когда они с Катрин стояли возле больничного корпуса, Эллен показала пальцем на забранное решеткой окно в корпусе для обследований и с показным безразличием спросила, не там ли сидит пациент. Катрин лишь уставилась на нее, шокированная и онемевшая, и Эллен поняла, что не должна была знать о его существовании.