– Господин кормится с деревни, но он и защищает ее жителей, – холодно ответила Мэри. – Ты убила без его разрешения, без его благословения, и ты не вампир. Ты была не вправе. – Она слегка подняла подбородок, перенеся свое внимание на толпу: – Господин снимает защиту своего дома. Делайте с ней, что хотите.

Низкий, опасный гул пробежал по толпе. Такой звук издает хищник перед тем, как напасть.

Наверное, Джек было бы простительно, если бы в этот момент она отвернулась от своей растерянной сестры, покрытой кровью ее возлюбленной, если бы она ушла прочь. В конце концов, это были неординарные обстоятельства и, хотя Джек была неординарной девушкой, ей было всего семнадцать. Можно было бы понять ее – что она затаила обиду, – даже если бы она потом пожалела об этом.

Она посмотрела на Джилл и вспомнила двенадцатилетнюю девочку в синих джинсах, с коротким ежиком на затылке, как она подбивает Джек на приключение. Она вспомнила, как боялась оставить Джилл в замке, хотя это могло спасти их обеих. Она вспомнила Бабулю Лу, которая говорила им, когда они были маленькими – такими маленькими! – чтобы они держались друг за дружку, даже если они будут злиться, потому что семья не из тех вещей, которую можно заменить на новую, если выбросить старую.

Она вспомнила, как любила свою сестру когда-то, очень-очень давно.

Толпа следила за Джилл – не собирается ли она сбежать. И никто не ожидал, что Джек протолкнется в центр плотного кольца людей, схватит Джилл за руку и побежит. Толпа опомнилась только тогда, когда девочки уже были с самого края; Джек тащила сестру, стараясь, чтобы липкая от крови рука Джилл не выскользнула из ее хватки. Джилл была странно податлива и совершенно не сопротивлялась усилиям Джек, когда та тащила ее за собой. Похоже, она была в шоке.

«В один день стать убийцей и лишиться родительского крова – вот что это такое», – подумала Джек, у которой голова шла кругом, и продолжила бежать, даже услышав первые звуки погони. Убежать. Сейчас только это имело значение. Остальное могло подождать.

12

Все, чего вы хотели меньше всего

Посмотрите на них сейчас, на этих двух девочек – они уже почти женщины, но еще не совсем, не совсем, – как они бегут, держась за руки, через огромную беспощадную пустошь. На одной – платье, которое цепляется за высохшие стебли и рвется. На другой – брюки, крепкие туфли и перчатки, защищающие ее от окружающего мира. Они бегут так, будто от этого зависит их жизнь.

Позади них река гнева, распадающаяся на отдельные человеческие тела, подстегиваемые неудержимой яростью толпы. Горят факелы, и их все больше; сверкают вилы, и их все больше. На этой земле, под этим небом факела и вилы – исконный атрибут доведенных до крайностей людей. Они возникают словно ниоткуда, и чем их больше, тем они опаснее.

Толпа сверкает отдельными вспышками ярости, будто звездное небо. Опасность весьма реальна.

Джек бежит, Джилл бежит за ней. Обе плачут: одна – по своей возлюбленной, что расцвела красным, будто роза, цветком на голой пустоши, другая – по приемному отцу, который должен был так гордиться ею, а вместо этого отказался от нее. И если мы больше сочувствуем первой, что ж, мы всего лишь люди и можем судить только со своей точки зрения.

Они бегут, толпа преследует их, восходящая красная луна наблюдает, наша история подходит к концу.

* * *

Когда доктор Блик услышал топот ног по садовой дорожке, он накрыл Алексис промасленным брезентом. Затем повернулся, ожидая увидеть Джек, и застыл, разглядев рядом со своей ученицей ее окровавленную сестру. Позади них в свете факелов виднелась все прибывающая толпа разгневанных людей.

– Джек, – сказал он. – Что?..

– Господин отозвал свою защиту, когда жители увидели, что она сделала с Алексис, – ответила на бегу Джек, затаскивая Джилл внутрь. Если бы он не знал ее настолько хорошо, он бы и не заметил, что этот ясный и холодный голос дрожит от напряжения. – Они собираются убить ее.

Джилл пронзительно вскрикнула и выдернула руку из руки Джек; это оказалось нетрудно – окровавленная рука все еще была скользкой.

– Это неправда! Он любит меня! – закричала она и бросилась бежать.

Но доктор Блик неожиданно оказался уже рядом с ней с белой тряпкой в руке. Он прижал тряпку к носу и рту Джилл. Отчаянно мяукнув, будто котенок, протестующий против того, что его укладывают спать, она пыталась бороться, но через несколько секунд ее колени подогнулись, и она упала, завалившись на спину.

– Джек, быстро. – Он захлопнул дверь. – У нас мало времени.

Повиновение – первое, что вдолбил ей доктор Блик: любое промедление могло привести к печальным последствиям, многие из которых могли стать смертельными для маленькой девочки, которой она была. Джек поспешила к Джилл, подхватив бессознательную сестру на руки. Они были одного роста, но ей показалось, что Джилл почти ничего не весит, что она легкая как пушинка.

– Нужно спрятать ее, – сказала Джек.

– Не получится просто спрятать ее, – ответил доктор Блик. Он схватил какой-то небольшой прибор с верстака и двинулся к задней двери. – Ты была превосходной ученицей, Джек. Ты быстро соображаешь, у тебя острый ум – в тебе было все, чего бы мне хотелось. Мне жаль, что это случилось.

– Что вы имеете в виду, сэр? – Желудок Джек сжался.

Она держала на руках спящую сестру, всю в крови своей мертвой подруги, жители деревни шли с факелами и вилами к мельнице. Она сказала бы, что хуже уже быть не может. Неожиданно она с ужасом осознала, что может.

«Все как в кино, и я уже видела раньше этот фильм, – думала Джек почти на грани бреда. – Но это не мы создали это чудовище. Это Господин. Мы просто любили ее». Но и это неправда, не так ли? С самого начала доктор Блик мог бы спасти Джилл вместо Джек, потому что Джек больше подходила повелителю вампиров. Но это не значит, что он сделал бы это из любви или заботы о ней. Только время – великий алхимик – способно превратить сочувствие в любовь, но у доктора Блика и Джилл не было этого времени. Так что если кто-нибудь в этой комнате и любил Джилл, то только Джек, и что хуже всего, если бы не Алексис, у нее не было бы и этого. Родители не учили их, как любить друг друга. Любая связь между ними была вопреки воле взрослых, а