Яна сглотнула. Снова перевела взгляд на двоих, сидевших за столом. Шагнула было вперёд, намереваясь подойти к ним и выяснить всё, но Ларвель удержала её за рукав.

– Не надо им мешать! – упрямо повторила она. – Ты познакомишься с кардиналом… но в свой час.

Яна сдержалась и даже отступила в тень. Она прислушалась, в надежде, что ей удастся различить слова, которые звучат за столом, и не поверила собственным ушам, когда это ей удалось.

– Наследница Элайи это ещё не Элайя, – говорил Ловейн. – Вам не стоит волноваться, Ваше Высочество. Ситуация у нас под контролем.

– У нас под контролем? – с трудом сдерживая злость, повторил принц. – А как же слухи, что дар Элайи уже пробудился в ней? Всё, что ты мне советуешь, Ловейн, даёт обратный результат!

– Ваше Высочество… – договорить старший не успел, потому что ещё один силуэт отделился от деревьев. Мужчина в таком же чёрном плаще, какой носил Надаэр, но несколько более стройный и уже в плечах, подошёл к кардиналу и, наклонившись, что-то зашептал ему на ухо. Чёрные волосы нового участника разговора почти касались стола.

– Мне нужно идти, – торопливо сообщил Ловейн, когда тот выпрямился. Встал и, сказав на прощание несколько слов, которые Яне не удалось различить, быстро двинулся по дорожке прочь.

– Кардинал Ловейн очень опасен, – тем временем прошептала Ларвель на ухо своей спутнице. – Не стоит рисковать и связываться с ним, если есть возможность этого избежать.

– Разве принц Калерон и Ловейн – не на одной стороне? – поинтересовалась Яна.

– Здесь каждый на своей стороне, – уклончиво ответила Ларвель. – Идём. Принц уже слишком долго ждёт.

Они снова двинулись вперёд и, не сдержавшись, Яна вполголоса спросила:

– Кто из них не из этого мира? Торван или Ловейн?

– Ловейн был всегда. Его власть стала крепнуть в последние месяцы правления Светлейшей Геллоры. Торван появился тогда же. Но никто не знает из какого мира он пришёл.

Яна кивнула. Слова Лаэрваль казались правдой, потому что подтверждали то, что Яна уже слышала в замке Совы.

***

Надаэр нехотя возвращался аллеями парка во дворец. Когда он переступил порог гостевого крыла, его ничуть не удивило, что Асмодей стоит перед своим любимым лакированным столиком, скрестив руки на груди, и ждёт его.

– Ты не стал её останавливать? – с порога спросил он.

– В этом есть смысл? – Надаэр подошёл к нему и тоже остановился рядом. – Ей предстоит жить во дворце. Она успеет познакомиться со всеми, кто участвует в игре.

– Я думал, сейчас самое главное – чтобы она не отказалась вступать в брак.

Надаэр дёрнул плечом.

– Я не собираюсь её обманывать, Асмодей. И не хочу прослыть лжецом. Пусть сделает выбор сама.

– Тебе не кажется… – Асмодей резко вскинулся и посмотрел на него, но затем на мгновение замолк. И только после паузы продолжил: – Тебе не кажется, что сейчас не время для честности, князь? Слишком многое стоит на кону…

– Для честности никогда нет времени, – отрезал Надаэр. Подошёл к одному из шкафов, извлёк оттуда пузатую бутылку и два бокала и принялся их наполнять. – И именно поэтому для честности время всегда.

Асмодей вздохнул. Он хотел возразить. Хотел сказать, что честность никогда не доводила Надаэра до добра… Но потом подумал, решил, что он всё-таки не Надаэр, и промолчал.

Хотя парк по эту сторону реки ничем не отличался от того, что находился с другой, с каждым шагом Яне всё более казалось, что воздух здесь гуще и тяжелей. Запах роз сменился запахом ирисов, но под куполом низких грозовых туч находиться в нём было не менее тяжело.

Калерон сидел, покручивая в руках бокал, как будто бы вовсе их не замечал.

Яна уже жалела, что вообще решилась сюда прийти. Чем дальше, тем сильнее хотелось ей повернуть назад.

До ступеней беседки, в которой устроился принц, оставалась всего пара десятков шагов, когда Яна споткнулась и обнаружила, что дальше пройти нельзя.

Протянула руку, пытаясь понять, что преградило ей путь, и натолкнулась на стену.

Воздух перед ней слабо мерцал перламутром и пружинил, стоило коснуться его пальцами.

А в следующее мгновение двое гвардейцев выступили из–за деревьев с обеих сторон от беседки и перегородили ей дорогу алебардами.

Яна изогнула бровь и окинула обоих раздражённым взглядом.

– Что-то в вашем Аркеноре куда меня не пригласят, всюду доброжелательности полон рот.

– Спокойно! – Ларвель придержала её за плечо, как будто боялась, что Яна попытается сбежать. Затем продолжила, обращаясь к гвардейцам: – Это очень важная гостья. Его высочество не первый день её ждёт.

Охранники переглянулись между собой.

Яне ещё сильнее захотелось повернуть назад, но рука Лаэрвэли, лежавшая на плече, не позволяла ей отступить ни на шаг.

Подали знак кому-то в тени деревьев и тень скользнула к беседке. Смутный силуэт, сотканный, казалось, из дыма и теней, склонился к плечу принцессы, и та на мгновение повернула к нему голову. Затем кивнула. Тень подала знак стражникам и те, наконец, раздвинули алебарды.

Принц Калерон имел не слишком примечательное, но довольно правильное лицо. Каштановые волосы его слегка завивались на концах и достигали плеч.

Вопреки сложившемуся мнению, красное он не любил и никогда бы не одел столь яркий и претенциозный камзол, как тот, что сейчас лежал у него на плечах, если бы не его отец.

Пурпурный вот уже две сотни лет был цветом правящих королей. Отец Калерона, Рафаэль, младший сын короля Ваула, унаследовал этот цвет и корону, но последнюю так ни разу и не надел.

Не стремился видеть на своей голове этот тяжёлый предмет и Калерон – по крайней мере, до недавних пор.

Два года прошло с тех пор, как к нему пришёл с предложением дружбы кардинал Ловейн.

Калерон не был наивен, он с детства рос при дворе. Потому за вниманием кардинала сразу же увидел политический интерес.

Асмодей должен был наследовать корону вслед за Гелорой. Но сам он мог наследовать её как сын истинного короля, так и не вступившего на престол.

Калерон не хотел участвовать в борьбе. Он хотел бы прожить всю жизнь тихо и спокойно в этом дворце, никогда не высовывая носа ни в город, ни, упасите Сопряжения, в другие миры.

Но Ловейн поведал ему об Алой Лиге и о том, что если ничего не изменится, императорской власти скоро придёт конец – вообще. «Гелоре хватит сил удержать власть, но и её жизнь под угрозой, – сказал он. – Когда же на трон вступил Асмодей – монархии придёт конец».

Если чего-то в своей жизни Калерон и хотел ещё меньше, чем путешествовать по иным мирам, так это, чтобы монархии пришёл конец. Ловейну, наконец, удалось вызвать в нём интерес к игре.