– Будешь объяснять?

– Что?

– Ладно, проехали.

– Ты плакала? – спросил он внезапно.

Тина едва не подавилась.

– Я?! Плакала?! С чего вдруг?

– Вот и мне интересно. Что ты таращишься? Я же вижу, веки красные и губы, как будто ты целовалась. Тут не с кем целоваться.

– А может, я проводника подцепила? – сощурилась она.

Морозов отмахнулся:

– Значит, не скажешь?

– Что?

Откуда слезы?

– Из глаз! – отрезала Тина.

Олег скривился и быстро подошел к ней, встал вплотную.

– Я тебя обидел? Или курица невкусная, и поэтому ты расстроилась?

– Курица выше всяческих похвал, – в подтверждение своих слов она с урчанием впилась в ножку.

– А я?

– А тебя я еще не раскусила, – пошутила Тина и поперхнулась.

Олег протянул стакан с водой. Подождал, пока она придет в себя, и спросил серьезно:

– Ты со мной заигрываешь?

– Я тебя презираю, – с той же серьезностью посмотрела ему в глаза Тина.

– Конечно. У тебя есть причины, – Олег опустил голову.

– Вот именно. Извини, я честно старалась придерживаться легкомысленного тона и безопасных тем для беседы, но ничего не получается. Давай лучше помолчим, хорошо?

– Безопасные темы? А кто рассказывал о собственной могиле?

Тина поежилась, а он продолжал:

– На самом деле, мы оба чувствуем себя не в своей тарелке…

– Я себя нормально чувствую, – перебила она.

– Ну вот, опять! – Он придвинулся ближе, вглядываясь в ее безразличное лицо. – Кому и что ты пытаешься доказать? Только что ты была самой собой, а теперь снова играешь в детские игры.

– Да как ты можешь судить, когда я играю, а когда нет? – снова перебила Тина яростным шепотом. – Ты ни черта не знаешь обо мне, ясно? Так что примени свои способности к психоанализу в другом месте!

– Не могу, – спокойно ответил Олег, – мы едем в одном купе, и тут кроме тебя никого нет.

– Сходи в ресторан, – посоветовала она.

– Прекрати перебивать меня! – внезапно психанул он. – Что за привычка?!

– Нормальная привычка! Я не желаю тебя слушать, разве непонятно? Отойди от меня! Здесь полно места, вовсе необязательно тереться об мою грудь!

– Чего, чего?! – Он задохнулся от гнева и подавился смущением, потому что она почти угадала, – стоять так было приятнее, чем на расстоянии метра. – Да на кой черт мне сдался твой нулевой размер?!

Тина онемела от такой беспардонности.

– Хам! – высказалась она, когда к ней вернулась речь, и резко встала, врезавшись лбом в его подбородок.

Морозов схватился за челюсть.

– Ты мне зубы вышибла!

– До свадьбы заживет, – пообещала Тина и, как щенка, потрепав его по макушке, вышла из купе.

Прожить пару суток в тамбуре вместо комфортного СВ выглядело не слишком заманчиво, но это был единственный выход. В противном случае, пожалуй, они загрызут друг друга к вечеру. Да нет, уже вечер, поняла она, покосившись в окно. Там темнел мрак, и только по грохоту колес можно было догадаться, что поезд продолжает путь. Давай, давай, миленький, поторопила она, скорей в Москву!

Может быть, самой податься в ресторан? Свести знакомство с какой-нибудь скучающей дамой и набиться в подружки-соседки?

Можно еще проще – подцепить мужика, уж его-то не придется уговаривать оставить ее на ночь у себя.

Общение с Морозовым явно развращает тебя, подвела итог Тина. Хлопнула дверь, и человек, так тлетворно влияющий на нее, спросил с деланным ужасом:

– Ты террористка?

– Что? – изумилась Тина.

– В твоем чемоданчике что-то тикает, – сделав страшные глаза, сообщил Морозов. – Я решил, бомба.

– Клоун, – проскрежетала Тина, срываясь с места, – не можешь по-человечески сказать, что телефон звонит?

На том конце провода оказалась мама.

– Я не знаю, что с ней делать, – выпалила она, не здороваясь, – это ужас какой-то, ревет и ревет!

Ясненько. У Вероники очередная любовная трагедия.

– Мам, ну сходите в «Снежную Королеву», что ли, или в «Арбат-Престиж». Пусть купит себе чего-нибудь и успокоится.

– Какое там! – вздохнула мама. – Плачет вон, страшная, говорит, только если пластику делать, а так – никакие наряды не помогают. Вот ты мне скажи, что за дура выросла?

Девке почти тридцатник. Льет слезы из-за какого-то мужика и собирается идти на пластическую операцию!

Тина почувствовала, как в ней поднимается привычная волна возмущения.

– Мама, не принимай ты близко к сердцу, а?

– Да как же! Вы же детки мои, за вас душа болит, только за вас! Ой, Тиночка, может, ты ее на работу все-таки пристроишь, а? Хоть при деле будет. А что там у тебя за грохот? – вдруг насторожилась мать. – Ты что, на стройке?

Ну, вот и ее судьбой заинтересовались.

– Я в поезде, мам, – сказала Тина. – Домой еду. Так что не волнуйся.

– Нет, я буду волноваться! – упрямо заявила мать. – И у меня подскочит давление!

С годами мама научилась страдать на публике и требовала к себе внимания еще большего, чем Вероника. Вообще, с ролью обеспеченной, скучающей домохозяйки она справлялась на все двести процентов.

– Мам, перестань!

В этот момент Морозову надоело проявлять деликатность, и он, для порядка побарабанив в дверь, решительно вошел.

Тина послала ему пламенный взгляд, в котором отчетливо читалось возмущение.

В ответ Олег только пожал плечами и со скучающим видом завалился на полку.

– Доченька, а ты чего так далеко поехала-то? Вот никогда ты матери ничего не рассказываешь!

– Мам, хватит!

Морозов делал вид, что читает газету, и поверх страниц кидал на Тину нетерпеливые взгляды.

Она продолжала выслушивать бухтение на том конце провода еще минут десять, а потом не выдержала:

– Хватит, мам! Дай мне Сашку! И Ксюшу! Я соскучилась!

– А нечего ездить за тридевять земель, и скучать не будешь! – злорадно высказалась мать, и тут же всхлипнула жалостливо: – Оставила деток…

– Мама!

– Да на, на!

Через минуту в ухо понеслось нечто неразборчивое, прерываемое смачным чавканьем, и Тина забыла, что в купе еще кто-то есть, и забыла, что это Морозов, и вообще обо всем забыла.

– Ксюшка, давай прожуй, и начни все сначала, – весело скомандовала она.