Теперь ей казалось, что она понимает, к чему стремился ее отец, глотая спиды. Пытаясь прожить две жизни за половину одной – будто пламя, вырвавшееся из-под контроля, выжигающее дорожку везде, где бы ты ни шел, глаза сверкают, мозг – разбушевавшийся ад интуиции, идей и грандиозных планов.

Едва ли от нее можно было ждать, что она будет заниматься гигиеной – ведь в этом нет ничего возвышенного. Это удел низких, заурядных женщин. À она перешла из разряда низких в высокооктановые и суперкрутые. Лучше просто убрать эти сбивающие с истинного пути темные локоны, открыть путь ее расцветающему, необычному мозгу. Так что, объехав Западный Голливуд и проехавшись по Мелроуз, она искала подходящее местечко, где кто-нибудь в мгновение ока откромсает ее волосы. Она махала прохожим, мчась на полной скорости и болтая с дружелюбным радио. Наконец она остановилась возле парикмахерского салона «Голова набекрень», выбрав его скорее за название, чем за внешний вид. На самом деле выглядел он довольно убого, угнездившись между книжным магазином для взрослых и пончиковой. Сьюзан нашла место для парковки, уверенная, что его приберегли для нее парковочные божества, и через несколько секунд уже была в салоне.

– Есть здесь кто-нибудь, кто может подстричь меня прямо сейчас? – спросила она, жеманно склонив голову к плечу, как робкая, застенчивая девушка, мечтающая о свадьбе.

– Вы записывались? – лениво спросила девушка за конторкой, жуя жвачку и рассеянно царапая что-то ручкой на бумаге.

– Нет, но на табличке в окне написано «Добро пожаловать», вот я и пожаловала. Я ведь могу пожаловать, хоть мне и не на что пожаловаться…

– Рубен, – позвала девушка, повернувшись к залу и прервав экскурс Сьюзан в преисподнюю переполненной головы.

Из глубины салона, отодвинув занавеску из бус, вышел маленький смуглый человек в ермолке и синтетическом рабочем халате. Он неспешно подошел к Сьюзан с задумчивым, почти торжественным выражением на бородатом лице.

– Да, Аника? – Он вытер руки маленьким полотенцем.

– Эта леди хочет подстричься. Как ты думаешь, у нас есть время, пока не придет твой следующий клиент?

Рубен серьезно кивнул, глядя на Сьюзан черными глазами.

– Думаю, да. Миссис Финкельман записана на два часа, но она обычно опаздывает. Следуйте за мной, пожалуйста.

Сьюзан поблагодарила приемщицу и последовала за Рубеном в маленький салон, мимо других стилистов, к раковине. Взяв с полки голубой халат, он молча протянул его Сьюзан, словно это была древняя молитвенная шаль или другое священное облачение, которое подготовит ее к грядущему ритуалу.

– Наденьте это, Маша вымоет вам голову. Затем она вас проводит к моему креслу, где я буду вас ждать.

Когда Маша закончила, она отвела Сьюзан к креслу Рубена, где он стоял и ждал, как обещал.

– Что я могу для вас сделать? – Он стоял с расческой в руках, глядя на отражение Сьюзан в зеркале и ожидая ее указаний, убийца локонов, готовый исполнить ее распоряжения.

– Я хочу отрезать волосы, – объяснила она. – Слишком жарко.

Рубен ждал, что она еще скажет, но поскольку она молчала, спросил:

– Да, но в каком стиле?

Сьюзан пожала плечами.

– Что-нибудь такое, чтобы я могла просто вымыть голову и больше ничего не делать, – она снова пожала плечами. – А еще лучше вообще не мыть и ничего не делать, – и улыбнулась лучшей из своих улыбок.

Рубен нахмурился, поджав губы.

– Но у вас такие прекрасные длинные…

– Неважно, я от них устала. Я больше не хочу их носить.

Рубен глубоко вздохнул.

– Ну что ж, хорошо, как скажете. – Он произнес это так печально, словно признавался в постыдном поступке.

Зажав длинную прядь ее мокрых волос между пальцами и подняв до уровня своих серьезных темных глаз, он принялся щелкать ножницами.

Вскоре волосы Сьюзан лежали на полу вокруг нее.

Как и в случае с Тони и татуировкой, она не смотрела, что он делает и как она изменяется, а внимательно слушала Рубена, рассказывающего о своей судьбе.

– Я не могу жить в Лос-Анджелесе и не быть ортодоксом. – Он наклонился, сосредоточенно стараясь поровнее срезать волосы над ухом Сьюзан, а она прислушивалась к завораживающему чуть слышному металлическому щелканью ножниц и прикосновениям его маленьких, старательных рук. – Я понял, что изучение Торы, посещение храма и празднование Шаббата привносят в мою жизнь порядок и смысл, и я должен передать это наследие детям и привить им чувство благодарности и уважения, которое они смогут пронести через эту хаотичную жизнь.

Сьюзан молча слушала. Это казалось очень важным, она вслушивалась в каждое слово, ведь было ясно – сам бог привел ее к Рубену, чтобы она получила это божественное послание. Любые другие объяснения бесполезны. Разумеется, бог послал ей этот настойчивый зуд в голове – зуд, который требовал немедленного почесывания. И он привел ее в эту духовную парикмахерскую. Это ключ к ее безрассудной жизни, к религии давно потерянного отца! Послание столь очевидно! И она решила обратиться в иудаизм.

Голос Рубена гипнотизировал, заполняя пространство в мозгу, где раньше можно было найти только саму Сьюзан. Он воплощал собой мир покоя, молитв и зажженных свечей, мир, следующий слову божьему – все это казалось ей таким чудесным. Таким… таким ритуальным и узаконенным. Возможно, именно это успокоит дикую штучку внутри ее. Штучку, которую она холила и лелеяла, окружала заботой и даже больше, но… что-то маленькое и тихое глубоко внутри чувствовало, что в конце всего этого безумного счастья ее может поджидать опасность… и, похоже, не было способа узнать, к чему все может привести, и это ее тревожило сильнее всего, и затем… если она правильно помнила, это могло обернуться довольно пугающими последствиями, загнать ее туда, где нет места эмоциям. Лишь размытое нечто, несущееся вперед, чертовы торпеды, пленников не брать, но и только. Так что, возможно, если она перейдет в иудаизм, то о ней позаботятся. Бог будет охранять ее, и, как одна из богом избранного народа, она войдет в мир единомышленников, проживет разумную и здоровую жизнь. Разумная, здоровая личность, которая хмурится, размышляя о вопросах тысячелетней давности, от начала ее потерянного племени – о, это бремя понимания способно сокрушить достойнейших. Она теперь может почесать подбородок, как новоявленный мыслитель. И она уже прониклась ненавистью к тем, кто взрывает себя в Израиле, убивая невинных израильтян, к тому же эти типы ей просто не нравились; разве это не начало, нет?

Слушая, как Рубен рассказывает об изучении Торы спокойным голосом, перемежаемым щелк-щелк-щелканьем умелых ножниц, Сьюзан чувствовала, как становится все меньше с каждым предложением, ее тело сжимается под ритмом его слов, а душа увеличивается от волнения. Она ощущала непосредственную близость веры этого человека, ее опьянял покой, который она слышала в его умиротворяющем, голосе, ей хотелось следовать за этим голосом до конца всех слов, поселиться здесь, пока он говорит. Да, она решила идти по стезе добродетели к спасению и святости. Закрыв глаза, она почувствовала теплый ветерок, овевающий ее через открытую дверь. И сразу же поняла, что этот ветерок есть дыхание бога, посланное в парикмахерскую, чтобы наставить ее на путь истинный. Судьба привела ее к Рубену, чтобы она услышала слово Божие, и, услышав, задыхалась, взволнованная и обрезанная, готовая войти в мирный Рубенов рай на земле.