— Проверю.

— Уэлл. Двадцать человек не видят, говорят — волк. Ты доверяешь, или…

— Понятно, понятно.

— Означает, двадцать человек не всегда правда. Девяносто тоже не всегда правда. Не всегда правда здесь, — Лукас постучал пальцем по виску. — Иногда правда там, где сердце. Понимаешь? Вот здесь, — он погладил заднюю стенку «кабины», — у меня человек. Очень плохое состояние. Я не реаниматор, я пастух. Была надежда на Оттиса, без него я пропускать ошибки. Могу допустить ошибки. Опасно. Нужен другой реаниматор, нужен отдых. Стоять опасно. Тут недостаточно пищи, ближний выпас далеко. Эхо разучился охотиться. Я один не обеспечиваю пищей. Мы можем согласиться. Подумай!

— Там, наверху, вертолеты. — Валька догадался, что влип в очередную заваруху. — Нас убьют.

Лукас отмахнулся:

— Опасность исключительно от Наездника. Есть в Сибирь закрытое место. Не выпас, но закрытое место. Там живут Добрые Соседи, могут помогать. Они не подчиняются власти. Там Тхол нас потерять.

— Тхол?

— Встретить Тхол — конец.

— А вы снимете мне?.. — Валька пошевелил рукой.

— Эти люди с геликоптер хорошо стреляют. Знают, что стрелять надо в руку. Когда я буду искать пищу, ты сторож. Понимаешь? Мы прячемся в закрытом месте, снимаю офхолдер. Теперь — рано. Могу снимать сразу. Это русская разведка, они стали сильные, кто-то информирует. Пойдешь один — поймают.

Старший сделал вид, что колеблется. Выхода у него не было. Лукас не собирался его освобождать, пока не закончит свою таинственную миссию и не найдет закрытый выпас с реаниматором. Тихий ужас! Не лучше ли было остаться лежать там, на горе? Глядишь, и пожалели бы…

— Без офхолдера-то, на что я им? — несмело предположил он, заранее догадываясь об ответе.

— Не отпустят, — холодно бросил Лукас. — Я помню два раза. Случайные люди, случайно возле Эхуса. Двое украли офхолдер. Быстро умерли…

Старик почувствовал, видимо, что перегнул палку, бережно положил руку Старшему на плечо. Сознание Вальки заметалось, как мышонок в лабиринте.

— Снайперы! — сказал Лукас. — Ты живой, потому что нужен им. Стреляли сзади, Оттиса убили случайно. Это хорошо.

— Что ж хорошего?

— Для Коллегии хорошо, что Оттиса не узнали. Они считали, что ты ребенок одного из нас, Оттиса приняли за охрану.

— Ваш ребенок?! — У Вальки начали плавиться мозги. — Но я не похож…

— Ты не умер с офхолдером! Не понятно?! Только кровь людей Атласа адаптирована к приборам.

— Как же?.. Но Оттис говорил, что…

— Тебя не хотели пугать. Оттис — добрый человек, он большой романтик. Ты должен был умереть за тридцать часов.

— Но я же не умер!

— Именно… — В полумраке кабины пастух показался вдруг Вальке очень старым. Очень старым, и очень уставшим. — Поэтому тебя небезопасно выпускать. Хочешь конфета?

— Оттис после всего миллион баксов обещал! — неожиданно вспомнил Валька. — Сразу, как Эхо найдем…

— Пятьдесят тысяч прямо сейчас! Эхуса ты нашел. — Лукас точно ждал этого момента, порылся в темноте под ногами, расстегнул рюкзачок, вытащил тугие спеленутые пачки денег. — Первый крупный город — ищем банкомат, даю остальное. Деньги — неважно, ты не понимать главное…

Ни фига себе, с такими деньжищами по домам им не сидится…

— Спрячьте пока, мне все равно сунуть некуда, — загрустил Валька, а про себя подумал, что если грохнут, то никакие бабки не понадобятся. А если захочет «борода» обмануть, то обманет и так. — Ладно, что мне надо делать?

— Мне необходимо возвратиться к Оттису. Надо похоронить…

— Их там целая армия!

— Не опасно, движение в коконе. Шестикратное ускорение от текущего времени. Недолго. Эхус слабый. Надо похоронить…

— У них автоматы! — Валентин вспомнил громил в метро.

— У меня нет хорошее оружие. Я должен отомстить, но не имею возможности! — Лукас помассировал глаза. — Я не планировал войну…

— Я покажу, где взять оружие, — признался Старший.

— Потерпи, голубчик, капельку осталось!.. — Одновременно слащавый и напряженный голос Шпеера вернул Анку из небытия.

Две качающиеся лежанки, вроде гамаков, в одной — она сама, захлестнутая подобием волосяного ремня. Над соседней лежанкой склонился доктор. Блестящие чемоданы на полу открыты нараспашку, полны бутылочек, банок, врачебных инструментов. Вот где богатство-то! К чемоданам Шпеер ее всю дорогу не подпускал.

Помещение, куда Младшую перенесли, было длинное, вытянутое, похожее на огромную кишку. Те же сплетенные косичками кривые стенки, только без окон. Потолок светился сам по себе, но неровно, сполохами. Анка не могла понять, летят они или стоят на месте. В голове еще чувствовался некоторый разброд, подташнивало, но в целом, она возвращалась в норму.

Она увидела соседа. Голый до пояса, ничком лежал тот самый дядька, которого они преследовали в кустах. На побелевшем лице выступили горошины пота, очки он держал в ладони и тяжело дышал, до крови закусив губу. Шпеер кидал в тазик кусочки окровавленной ваты, чем-то пахучим обрабатывал тощее, покрытое седыми волосами плечо. Человек вдруг открыл глаза и встретился с Анкой взглядом. Младшая попыталась улыбнуться. Человек подмигнул.

— Сэмэн, откуда така гарна дивчина?

— О-хо-хо! — рассмеялся Шпеер. — Коли Миха дивчину приметил, — жить будет. Выспалась, сестра? Наконец-то, кто мне ассистировать будет?

Анка переживала, что над ней будут смеяться за се провал, обморок и рвоту, но доктор смеяться и не думал. Привычно балагурил, а шустрые пальцы двигались — промывали рану, рвали марлевые пакеты… Младшая присоединилась. Шпеер воспринял ее как ни в чем не бывало, заставил спиртом помыть руки, поручил держать жгут.

Вокруг пулевого отверстия кожа вздулась и лоснилась, точно намазанная лаком. Сама дырка выглядела не страшно, кровь почти не текла, но Младшая уже знала, что внешний вид в таких случаях может быть очень и очень обманчивым. Доктор доверил ей сделать Харченко несколько уколов, прямо возле раны. Профессор скрипел зубами, но терпел.

Потом доктор накрутил на длинную спицу тугую ватку, обмакнул в склянку и велел Анке сесть профессору на спину. Маркус при этом держал Харченке ноги, и все равно, когда Шпеер ввел в дыру свой инструмент, профессор дернулся так, что все трое чуть не разлетелись в разные стороны. Оказалось, что намазанные тампоны надо оставить прямо в ране, а потом поменять, чтобы предотвратить заражение…

Когда все закончили, Шпеер разрешил белому как мел Харченко выкурить одну сигарету. Чувствовалось, что раненый стесняется перед Анкой своего истерзанного вида, своей желтоватой, впалой груди. Профессор выглядел очень дряхлым; казалось невероятным, что этот человек способен был не то что бежать, но и просто ходить без посторонней помощи. Он не мог удержать в трясущейся руке даже кружку сока, Анка помогала. Лысую макушку и кисти рук покрывали старческие пигментные пятна, на горле вздувались синие вены, дряблые ввалившиеся щеки покрывала паутинка сосудов. Наперекор очевидной слабости, профессор старался шутить, даже спел на пару со Шпеером несколько куплетов на украинском языке.