Почему же в таком случае дружелюбные по своей природе и стремящиеся к «непринужденному общению в неформальной обстановке» горожане проявляют все меньше интереса к жизни локальных сообществ и не поддерживают устойчивых социальных связей [Putnam 2000]? На это Ольденбург отвечает словами старого советского анекдота: им просто негде. Современная градостроительная политика в США лишила их возможностей для проявления «естественной» солидарности:

Ольденбург предлагает остроумное решение для концептуализации общественного пространства, о которой мы писали в предыдущей главе: «третьи места» проектируются как «гофмановские», но неизбежно эволюционируют в «арендтовские»; сообщество идет в комплекте с местом. Главное – правильное зонирование.

Есть старая урбанистическая легенда, иллюстрирующая тезис о первичности «точек сборки» сообщества по отношению к самому сообществу. При расселении нью-йоркских гетто в благоустроенные муниципальные новостройки возникла непредвиденная сложность: стремительный рост уровня преступности в новых районах. В гетто все за всеми «присматривали», плотность социальных связей заменяла механизмы формального контроля. При переезде эта механика оказалась разрушена. Проектировщики предложили оборудовать в подвалах новых домов бесплатные прачечные. Оставить там белье на время стирки нельзя: его тут же украдут. Поэтому жильцы были вынуждены стоять около стиральных машин, убивая время разговором. Так завязывались отношения с соседями, плотность социальных связей росла, а со временем упал и уровень преступности.

Эта легенда – равно как и концепция Ольденбурга – порождение Великого Нарратива Планировщиков [Бристоль 2014]: в правильных местах формируются правильные отношения. Кто знает, пощадил бы генерал Шерман Саванну, если бы генерал Оглторп запланировал в ней не двадцать четыре, а двадцать три тенистых сквера?

Стратегия Ольденбурга – это стратегия конкретизации и рефокусировки. Мы уже видели подобный ход в предыдущей главе: один из концептов первой орбиты – в данном случае место – наделяется привилегированным статусом и из ингредиента сообщества становится условием его возможности. «Точки сборки» – в отличие от самих сообществ – легко операционализируются: вместо абстрактного разговора о социальной морфологии мы начинаем говорить о пространственной организации конкретных публичных мест. Платой за спасение сообщества становится утрата им статуса первичной реальности.

Что любопытно, при такой рефокусировке Ольденбург пытается сохранить всю традиционную повестку дня и весь спектр тем, связанных с изучением локальных сообществ: эмоциональные связи, идентичность, доверие, солидарность etc. (Слово «дружба» и его производные в тексте встречаются восемьдесят пять раз.) Но теперь эти концепты атрибутируются не сообществу, а месту.

Убийство Трейвона Мартина в феврале 2012 года произвело в американских медиа эффект разорвавшейся бомбы. Чернокожий подросток, шедший вечером через закрытый поселок Твин-Лейкс (Флорида), был в упор застрелен командиром добровольческой дружины Джорджем Циммерманом. Оправдательное решение суда вызвало массовые протесты и уличные беспорядки.

Телевизионные комментаторы, политические активисты и университетские профессора вступили в схватку за объяснение произошедшего, номинируя различные феномены – от расизма и виджилантизма до толстовок с капюшонами – в качестве «подлинной причины трагедии». Но для сторонников Великого Нарратива Планировщиков ответ был очевиден: всему виной книга Оскара Ньюмена «Защищенные пространства» [Newman 1972].

Лео Холлис пишет:

Закрытые сообщества (gated communities) – излюбленная мишень левого урбанизма. Они представляют собой прямую противоположность «третьим местам» Ольденбурга. Но модель мышления здесь ровно та же: место формирует отношения. Если «точки сборки» создают условия для образования социальных связей, возникновения доверительных отношений и новых форм идентичности, то закрытые сообщества – это «контейнеры недоверия»:

Отсюда поражающий своей прямотой вывод:

Многое может быть сказано о теоретической и исследовательской несостоятельности Великого Нарратива Планировщиков, но одно несомненно: у него есть своя стратегия реабилитации концепта «сообщество». Проблема лишь в том, что теперь вместо сообществ нам предлагается изучать места их кристаллизации и распада. Ольденбург начинает свое исследование с цитаты из Макса Лернера:

Но в модели Ольденбурга мы не найдем ни концептуализации «интегрированного сообщества», ни ответа на вопрос о том, что же сегодня делает сообщество интегрированным. Только рассказы о «Великих Хороших Местах», где такие сообщества могли бы потенциально возникнуть.