Брестский договор? Но я никогда этого не сделаю! Мне легче умереть, чем сделать это.

В голосе государя прозвучали ноты искренности и он брезгливо убрал руки в карманы.

— А может это Германия или Британия добились вашего освобождения. Отсюда и возникла Москва, — настигла мысль Татищева.

— Я никогда не приму свободу из рук Германии! — в сердцах воскликнул Романов, и у него заклокотало в душе от негодования.

Аликс явственно почувствовав угрозу, не на шутку встревожилась. Государыня стала выглядеть необычайно взволнованной, ее глаза загорелись лихорадочным блеском от выступивших слез. Влажные глаза с невыразимой болью и вздрагивающее тело ясно выражали ее состояние.

— Ники, я поеду вместе с тобой — не отпущу тебя одного! Без меня они опять заставят тебя что-нибудь подписать, — подавляя рыдания, сказала Аликс, намекая на отречение от престола.

Жена хорошо знала, что ее муж был человеком мягким, сговорчивым и доверчивым. Она боялась, что он снова может уступить давлению со стороны. Однако Романов был сговорчивым только до поры, пока не задевали его чести. Если он чувствовал, что его доверием начинают злоупотреблять, он сразу же становился твердым и неумолимым. Об этом знали немногие, так как он проявлял эти качества своего характера только в сложных обстоятельствах жизни.

— Спасибо моя дорогая! — приглушенно поблагодарил Ники, заметив в глазах Аликс тихую решимость и смертельную любовь к себе.

Вскоре Яковлев снова вернулся в губернаторский дом, чтобы убедиться, что цесаревич действительно болен. Кобылинский провел Яковлева на верхний этаж к государю, где он в это время сосредоточенно о чем-то раздумывал.

— Я хочу посмотреть на вашего сына.

— Алексей лежит в постели, у него открылось кровотечение, — с горечью ответил Ники.

— Мне нужно его проведать, — настойчиво попросил комиссар.

— Алексею нельзя двигаться, идемте со мной.

Когда они вошли в комнату, рядом с цесаревичем, низко склонив голову, сидел воспитатель Гиббс. Яковлев всмотрелся в совсем юное лицо мальчика, и его заворожила легкая усмешка в глазах Алексея. Почувствовав к себе постороннее внимание, цесаревич досадливо поморщился.

— Мой сын и его воспитатель Сидней Гиббс, — представил их Романов.

Комиссар с улыбкой пристально поглядел на цесаревича и вдруг резко отвернувшись, попросил Кобылинского провести его по всем комнатам. Вдвоем они обошли весь особняк, а затем снова вернулись в комнату цесаревича. Яковлев еще раз внимательно посмотрел на Алексея, словно, не веря страдальческому выражению мальчика, что-то неразборчиво пробормотал и быстрыми шагами покинул растревоженный дом. Уходя, Яковлев выразительным взглядом окинул Романовых. Комиссар оказался в совершенно незнакомом ему мире, где царили свои законы, о которых он не имел никакого понятия.

Через четверть часа Ники ушел на улицу, чтобы успокоиться. Аликс, потирая виски и заламывая руки, перешла в комнату дочерей.

— Мой долг быть рядом с мужем. Вдвоем нам легче будет им сопротивляться, — стала горячо и взволнованно говорить Аликс, спотыкаясь на каждом слове.

Она не останавливалась ни на одну минуту и постоянно повторяла то, что уже говорила. В петлявших одна за другой мыслях не было последовательности и логики. Хотя в ее словах все было просто и ясно. Но в то же время она находилась за той чертой, откуда не было легкого выхода. Аликс просто необходимо было выговориться. Она все говорила и говорила. Кровь ударила ей в виски, зазвенела в ушах и она, лихорадочно блестя глазами, без конца облизывала сохнущие губы.

Глаза и щеки взволнованной женщины загорелись нездоровым огнем. Государыню охватило сильное волнение. В голове Аликс беспорядочно заметались тревожные мысли. С ее глаз не сходило лихорадочное смятение. Резкие и порывистые движения выдавали ее истерическое состояние. Ее горячие пальцы задрожали, казалось, что еще миг, и она разрыдается. Как невозможно сдержать буйный ветер в чистом поле, так и она не могла сдержать потока слов, льющихся из ее уст. Она прямо горела от страшного предчувствия. Помимо воли и желания в ней родилась еще одна потаенная сила.

— Мама необходимо что-нибудь решить, — с волнением в голосе воскликнула дочь Татьяна.

Романова вверглась в таком состоянии, что придворные и прислуга перепугались не на шутку за ее здоровье. Никогда прежде она не находилась в таком виде. Но не делайте опрометчивых выводов и не спешите корить Аликс. Здесь нет ее вины, она ничего не могла с этим поделать. Это было выше воли государыни. Так проявляла себя наследственная болезнь.

— Татьяна Николаевна права надо что-нибудь решить, — поддержал Татьяну Жильяр.

Государыня впала в безотрадное отчаяние. Однако никто не кинулся ее утешать, потому что каждому узнику в особняке было ясно, что слезы ее безутешны, как безутешно и ее горе. Присутствующие лишь изредка вскидывали на Аликс испуганные глаза.

— Сегодня мне приходится выбирать между мужем и сыном, а я не знаю, что мне делать, потому что не получаю никаких указаний от бога. Но я уже твердо решила, что оставлю сына, чтобы разделить жизнь или смерть своего мужа, — сказала низким грудным голосом Аликс.

— Ваше величество, не беспокойтесь ни о чем! Если вы отправитесь вместе с государем, то те, кто останется здесь, будут ухаживать за Алексеем Николаевичем. С этим не возникнет никаких трудностей! — воскликнул Жильяр.

Романова смолкла, чтобы перевести дух. В тоже время она почувствовала ненужность своего многословия. В это же время прогулки вернулся Ники. Его пальцы, сжимавшие папиросу, заметно дрожали.

— Папа, я тоже отправлюсь вместе с вами! — вдруг объявила Мария Николаевна.

— Воля твоя, Мария! — прикрыв глаза, устало согласился Романов.

Аликс жалко и вымученно улыбнулась. Ярко проступивший румянец на ее щеках говорил о сильном внутреннем волнении в ее душе. Оно как охватило ее, то так и не отпускало. Ники же, как всегда, был сдержан, синие глаза глядели спокойно, бородатое лицо не выдавало ни тени тревоги. Но кто знает, что в это время творилось в его душе?

В комнате неожиданно закричал цесаревич от сильнейшей боли:

— Мама, помоги мне!

Мать кинулась к сыну. Ее глазам предстала страшная картина — тело сына мучительно содрогалось. Сидящий рядом Гиббс не знал, как помочь цесаревичу и что ему делать. Аликс усиленно сдерживала себя, чтобы не закричать на весь дом. Горе и отчаяние пронзили насквозь душу матери. Ее сердце сжалось до боли. Каково матери знать, что ее сын в любую минуту может умереть? Какая мать может выдержать страдания своего ребенка?

Гиббс, не выдержав, оставил их одних.

— Позовите доктора Боткина! — крикнула нечеловеческим голосом мать.

Однако доктор оказался бессилен перед неизлечимой болезнью. Страдания цесаревича сделались совсем невыносимыми. Алексей долго метался, что-то бормотал как в бреду, а затем обессилено затих.

— Господи, дай Алексею телесного исцеления! — прошептала одними