– Мы возвращаемся?! – озадаченно спросила я Зою.

Теперь я осознала, что моя тревога не была беспочвенной. Зоя сообщила и еще одну неприятную новость. В Московской ветви творились странные вещи. Марина сбежала. Ее побег означал, что предателей среди своих куда больше, чем мы предполагали. Ирина негодовала. Ведь под угрозой не только ее репутация, но и безопасность ветви. Что же касается Марины, то она могла быть где угодно и с кем угодно. И тут требовался мой талант «нюхача», чтобы обнаружить след беглянки. Как ни странно, Витюшу так и не реабилитировали. Возможно, по этой причине мне бы хотелось в это верить, Виктор нас и отпускал.

– Я даже не представляю, – распылялась Зоя, – как она могла сбежать. У Ирины отлажена служба безопасности и контроля, и как они проворонили Марину – вопрос.

Новость о возвращении домой затмила все прочие. Я только и мечтала вырваться отсюда, сменить диктаторский режим на демократичный. Со скоростью ветра я скинула с себя белоснежную робу и переоделась в свои вещи, по которым порядком соскучилась. Голубые джинсы и винтажную футболку. Мой баул был собран давно. В нем лежали сменные вещи, которые вернулись из чистки еще в первую неделю нашего пребывания. Оставалось только дождаться команды «сверху».

Освещение замигало и танцующими бликами пробежало по поверхности окна. Из коридора донесся ужасающий протяжный скрежет. Взбудораженные гомотоги хлынули с обеих сторон потоком. Белые ручейки поравнялись с нами, обогнули нас, словно не замечая, и бесследно пропали из виду в витиеватых лабиринтах подземелья. Ни один из них не проронил ни звука. Видимо, эксперименты частенько тревожили местных обитателей, и они просто-напросто привыкли и к вою сирены и жуткому скрежету открывающихся шлюзов.

Зое пришлось оставить меня. Она велела мне дожидаться ее возвращения в комнате и никуда не уходить. Я как всегда была послушна. Я очень исполнительная, но нетерпеливая. Ожидание изводило меня. В голову лезли жуткие мысли о том, что мы можем не успеть вернуться домой; о том, что Марина и ее лизоблюды захватили ветвь; о том, что Виктор передумает нас отпускать, или и вовсе задумал нас испепелить. Чем дольше я находилась один на один со своим воображением, тем больше оно рисовало мне картины одна угрюмей другой. Я погрузилась в уныние. Вот теперь я взмолилась, чтобы произошло чудо!

– Рената! – раздалось из динамика. От неожиданности я вздрогнула. Если бы мое сердце еще билось – оно бы выпрыгнуло наружу от испуга. – Тебя ожидают на «нулевом» уровне.

Наконец-то! Я испытала такое облегчение, словно меня из-под завала достали. Но после сомнения настигли снова. Ведь голос не произнес заветную фразу: «с вещами на выход!» Я на всякий случай прихватила вещички.

Нулевой уровень был чем-то вроде переходного, запасного. Некой прослойкой между лабораториями верхними, где трудились люди, и нижними, где обитали гомотоги. Стены укутаны изоляционными панелями, чтобы экспериментаторы не слышали друг друга, а отдельные воздуховоды предусмотрены, чтобы одни других не учуяли. Здесь проходили все собрания «охранки». Здесь декламировались пафосные выступления. И здесь же таились пути отступления.

Виктор не заставил себя долго ждать. Как всегда красивый, подтянутый и манерный, он томным баритоном успокоил галдящих гомотогов и заверил, что случай не рядовой, но опасаться нечего. Он призвал всех сплотиться и вспомнить свое предназначение. Мне в очередной раз предстояло услышать хвалебную речь об альтернативном сообществе и о великом будущем для каждого из нас.

Вскоре к нам присоединились «люди в черном». Смешная аналогия, однако, не давала повода к веселью. Нас ожидала скрупулезная подготовка к отбытию. Долгожданное возвращение домой, хотя то место с натяжкой можно назвать «домом», сулило быть гораздо быстрее, нежели наш вояж в Центр. В Центр мы добирались пешком, одолевая огромные расстояния от заката до рассвета, а днем отсиживаясь в укромных местах. Теперь же мы должны были лететь самолетом, спецбортом в гробах в сопровождении сотрудников похоронного бюро. Наши сопровождающие были людьми, но весьма осведомленными в вопросах транзита нелюдей. В мире живых правят деньги, и у кого их больше, тот живее всех живых!

Меня поражала циничность наших проводников. Ради денег они готовы были работать с самим чертом. Конечно, алчность – порок современности – присущ большинству людей. Но неужели у людей не осталось ничего святого? Неужели человечество и впрямь утратило веру? Неужели, действительно, грядут темные времена, предсказанные античными оракулами? Страшнее всего, что я знала ответы. Ведь само мое существование было доказательством этого.

Нам предстояло внешнее бальзамирование. Нас было четверо: я, Зоя и двое моих «телохранителей». Знакомые все лица. Гробовщики занимались нами по очереди. Сначала под нож легли мужчины. Как, однако, благородно с их стороны. Затем занялись Зоей, а после взялись и за меня. Действо было настолько отвратительным, что у меня появился легкий мандраж. Нам сделали на груди Т-образные разрезы и тщательно сдобрили края раствором со специфическим запахом, для того, чтобы рана не затянулась. Затем ловкими движениями стянули порез черными медицинскими нитками. Боли практически не было. Я лишь ощущала дискомфорт от всеобщей наготы. Затем нас облачили в траурные одежды. Мужчины надели светлые сорочки и темные костюмы – «двойки», а мы с Зоей сорочки и грубые балахоны. Каждому досталась по паре тряпичных тапок. И после нам наложили плотный грим на открытые участки тела. Мы выглядели как киношные зомби в представлении сценаристов.

Все, что с нами происходило далее, и вовсе напоминало театр абсурда. Эти потрошители привезли на каталках солидные лакированные гробы, выполненные из красного дерева с позолоченной отделкой. Они провели нам полную и красочную презентацию образцов так, будто рекламируют комфортабельное жилье. Однако внутренне содержание деревянных «квартир» комфортом не отличалось. Изнутри гробы были обиты красным сатином с белой окантовкой на торцах. В изголовье лежала подушка с тонким наполнителем, а в основании свернутое рулоном льняное покрывало.

Нас положили в гробы. Меня охватило сомнительное чувство дежавю. Так вот как все было со мной! Болезненным воспоминанием отозвалось и жжение в груди, которое я когда-то уже испытывала. Я несколько раз примеряла место. Мне было жестко и неудобно лежать. Зоя успокаивающим тоном привлекла мое внимание. Я смотрела на девушку ненасытным взглядом, точно боялась больше не увидеть. Зоя предложила подложить мне под подушку баул с вещами, чтобы было удобнее. Она и сама сделала так, и никто не возражал. Нам велели принять успокоительные капсулы. Я на мгновение потеряла с Зоей зрительный контакт, когда мне клали на язык таблетку. Я уже собиралась проглотить лекарство, как увидела в глазах девушки панику. Я быстро смекнула, что не стоит этого делать, и незаметно избавилась от капсулы, ловко сплюнув ее в ладонь. Пока я копошилась, мне удалось припрятать таблетку в изголовье. Когда один из ритуальщиков укутывал меня, он удостоверился, что я проглотила успокоительное, и с надеждой ждал, когда я угомонюсь.

Когда надо мной нависла крышка, я вновь запаниковала. Я вскочила и уперлась руками в нее. Окружающие недоумевали. У меня еще свежи воспоминания о времени, проведенном в гробу, и отчаянных попытках выбраться наружу. Зоя утешила меня, сказав, что все гомотоги ненавидят свой первый гроб, а все последующие гробы – это комфортный «бизнес-класс» для избранных в мире мертвых. Отныне я не просто страж, но «избранная персона». Надо отдать должное находчивости девушки. Она нашла нужные слова, которые меня не только утешили и приободрили, но и ослабили бдительность всех остальных. Радости от этого только мало! Зоя произнесла бы еще много утешительных слов, но она сымитировала обморок. Этот спектакль предназначался для меня как знак того, что таблетка подействовала. Я незамедлительно поддержала игру и повалилась на подушку. После я лишь услышала синхронные щелчки затворов и погрузилась во мрак.