– Смотри-ка, – смеялись ватажники. – И впрямь, лошаденка верная!

– Такая лошаденка, Ондрейко, тебя самого сожрет!

Иван подошел к гостю, улыбнулся:

– Прощаться будем, пора. С вами отец Амвросий пойдет, Афоня и еще пара воинов. Идти-то недалеко?

– Недалеко. – Колдун пристально вгляделся в лес и прислушался. – Думаю, по-вашему – версты три будет.

– А соглядатаев, стражников там нет?

– Зачем? Если есть сильные обереги.

Атаман недоверчиво покачал головой:

– В иных селениях мы и обереги, и дозорных встречали.

– Это потому, что там были слабые колдуны, – презрительно усмехнулся Енко. – Сами себе не верили. Ладно, спасибо за все!

Колдун галантно – словно истинный польский пан – поклонился, приложив руку к сердцу:

– Думаю, мы еще с вами свидимся ко всеобщей пользе.

Тоже поклонившись, Иван еще долго смотрел вслед колдуну с его пегатым «конем» и сопровождающими казаками, а когда те скрылись в лесу, обернулся к ватажникам. Те уже давно занимались делом – кто-то заготовлял дрова для костра, кто ловил рыбу, кто лазил по зарослям с луком – охотился.

– Почему ты его не убил, капитан? – подойдя, тихо поинтересовался Ганс Штраубе. – Я думаю, так было бы лучше.

– Хм… а ведь и верно! – Атаман задумчиво почесал шрам на виске почти у самого глаза – след давней стрелы, обычно нывший на непогоду и на беду.

Нынче не ныл, правда…

– Почему не убил? – негромко повторил Иван. – Знаешь, Ганс, честно сказать – как-то об этом даже и не подумал. Хм… еще и священника дал с пономарем…

Немец поправил свой щегольской берет, украшенный птичьими перьями:

– И мне гость наш подозрительным не казался, хотя и должен был бы… вот только сейчас… Заколдовал?

– Очень может быть! Черт… переживай теперь за своих. Может, послать за ними парней?

– А может, колдун тот нам еще и сгодится? – неожиданно предположил Штраубе. – Он ведь знатного рода – такое всегда чувствуется, в любой земле. А у любого благородного человека, имеющего права, всегда может существовать распря с другими благородными. За земли, за власть… за престол даже! И наш… как его?

– Енко Малныче…

– Наш господин Генрих Малнычефф наверняка захочет прибегнуть к нашей помощи – ведь он покуда изгой, а мы – сила.

Атаман громко расхохотался:

– Так он уже и попросил помощь. А мы – дали. Ну, будем надеяться, что все там кончится подобру.

– А я бы все-таки послал воинов!

– Так пошли. Хотя б полдюжины из своего десятка.

Идущее вслед за Енко и его грозным «конем» ватажники уже прошли, наверное, версты две, когда колун вдруг остановился, прислушался. Невдалеке, за темными вершинами елей, виднелись желтоватые липы, клены, осины, за ними поднимались к небу лиственницы, шевелили кронами буки и грабы, густой подлесок цеплялся за одежду, норовил залезть колючей веткой в глаза. Где-то рядом куковала кукушка, прямо над головой долбил кору дятел, а вот, поднявшись из кустов, пролетела какая-то крупная птица – пустельга? сойка? Бог весть.

– Мы почти пришли, – тихо промолвил колдун. – Теперь надо поискать оберег.

– И как мы его найдем? – Афоня перекрестился.

– Почувствуете. Будто кто-то хватает вас за ноги. А вообще-то – ищите укромные места.

Все пятеро растянулись небольшой цепью, обходя деревья и почти непроходимые заросли орешника, малины и чернотала. Оберег обнаружили достаточно быстро – Афоня первым углядел меж ветвями вербы большое заброшенное гнездо и сразу же почувствовал, как отнимаются ноги.

– Господи Иисусе, именем твоим реку! – послушник вытянул вперед крест.

Идущий рядом отец Амвросий перекрестился, нараспев читая молитву…

Не то чтоб очень уж легко стало продвигаться к гнезду – но уже вполне можно было. Отец Амвросий с Афоней считали, что подействовали их молитвы и святой крест, Енко же придерживался слегка иного мнения – и крест, и молитвы, и его собственное колдовство. Все разом!

Как бы то ни было, колдун все же ухватил ветки, нагнул, протягивая руку к гнезду… и торжествующе обернулся:

– Ну, так и есть! Вот он, оберег…

В гнезде лежала круглая облатка, вырезанная из плотного волчатника, с пришитой к ней распластанной высохшей жабой, на крови которой, по всей видимости, и было наложено заклятье.

– Да уж, всего-то лягушка! – Енко Малныче разочарованно свистнул. – Этак я б и один прошел. Не-ет… что-то здесь есть еще, что-то очень сильное… что?

– Ну что там? – поинтересовался священник. – Все аль нет?

– Еще немного поищем. – Колдун пригладил волосы и задумчиво почесал скулу. – Не может быть, чтоб такой простой оберег, не может. Тем более места здесь безлюдные, дозор невыгодно ставить, колдунов лишний раз посылать – тоже, все же не ближний свет. Не-ет, тут должно быть что-то посильнее, подолговечнее жабы.

– Так, может, вон там, за кленами – пень! – один из сопровождающих казаков показал рукою.

Енко быстро кивнул:

– А ну-ка, поглядим!

И снова налились тяжестью ноги! И снова – молитвы, и снова – выставленный вперед крест… А в результате – маленькая, распятая на пне, змейка… или даже уж. Да! Точно – уж, серый, с двумя желтыми пятнышками.

– Ну, уж, конечно, посильнее жабы, – тихо протянул колдун. – Но все же и этого мало. Или они просто количеством тут берут? Неосторожно, нет…

Отец Амвросий перекрестился и смачно сплюнул, стараясь попасть слюной на ужа:

– Ох ты ж, прости, Господи! Ну что, мы – в обрат?

– Погодите немножко, – попросил гость. – Чувствую я – здесь не так что-то. Не может быть, чтоб так.

– Загадками говоришь, господине, – священник, брезгливо смахнув сапогом ужа, уселся на пень и потянулся. – Чегой-то я подустал что-то. В сон поклонило – спасу нет.

– И у меня глаза слипаются, – сонно протянул один из казаков… другой же…

Другой уже спал, прикорнув под елкою, храпел даже! Вот захрапел и его напарник, упав прямо в мох, да и Афоня привалился спиною к стволу старой осины…

– Не спать!!! – истошно крикнул колдун. – Только не спать, заклинаю! Молитесь, зовите вашего Бога! Это… это… умм…

Он вдруг увял, согнулся, схватившись за живот, и, закатывая глаза, тяжело завалился на бок…

– Богородица-дева, тебя призываю се! – пошатываясь, поднялся с пня отец Амвросий.

Афоня, услыхав его, тоже приободрился, прогоняя сон, вскинул крест, возопил:

– Господи Иисусе Христе… еси на небеси…

– Да святится имя твое, да придет царствие твое… – утробным гласом поддержал пономаря священник.