расстались всего минут сорок назад, когда Нелли Эдуардовна нашла меня в байкерской берлоге. До сих пор не знаю, как она эта сделала.

— Андрей? Дорогая, ха-ха, ты что-то путаешь, — вздрагиваю от неожиданно ворвавшегося в мое сознание резкого голоса.

От его звуков Дима едва морщится. А Нелли Эдуардовна удивленно приподнимает брови.

Холод стальной рукой сжимает и скручивает внутренности в тугой узер. Какое-то роковое оцепенение накрывает меня.

Едва могу повернуть голову…

Нет, этого не может быть! Просто не может быть. Это сон! Кошмар!

— Ну здравствуй, Катена, — развязной походкой Эдик подходит ко мне.

Я хочу кричать, но голос не слушается. Я хочу бежать, но ноги одеревенели.

Он подходит совсем близко.

Я могу уловить тошнотворный запах его парфюма. От Кати последнее время всегда так пахло. Воспоминая лавиной врываются в мое сознание.

Его мерзкие ладони с мозолистыми костяшками ложатся по-хозяйски мне на талию.

Снова вздрагиваю. Хватаю ртом воздух. Мне дурно. Мысли путаются в голове. Что он тут делает?

«Катена»! «Катена»? Что это? Зачем? Почему он так называет меня? Почему Дима просто не вышвырнет его из своего дома? Не вызовет ментов?

— Я очень скучал, — он понижает голос, наждачкой проходясь по моим нервам.

Меня передергивает от фальши в его голосе. Рвота подкатывает к горлу.

— Вы кто? — возвращает меня к реальности полный негодования голос «бабули».

— Катена, скажи им, ну же.

Я стою, словно парализованная. Он наклоняется ближе ко мне, обдавая горячим дыханием лицо.

— Стесняшка моя, — Эдик целует меня в висок, словно делает контрольный выстрел.

От этого мерзкого жеста мы с Димой отшатываемся одновременно. Дима отворачивается, успеваю заметить в его глазах раздражение и презрение.

Меня же крепко держат грубые ладони.

— Я — Эдуард Холмогоров, Катюшин жених.

Только на миг, на долю секунды я благодарна Эдику за поддержку. Если бы не его ладони на моей талии, я бы точно упала. Потому как мои ноги становятся ватными.

В горле пересыхает. Сглатываю вязкую слюну.

— Что-то слишком много женихов для одного утра, — «бабуля» надевает на лицо маску неприступной бизнес-леди. И я не могу понять: раздражена она или разочарована. Но радости за меня в ее голосе точно нет.

— Андрей этому точно не обрадуется, — как бы невзначай говорит она.

— Андрей? — гремит удивленный голос Димы.

— Что это за Андрей, родная? Соперников я не потерплю, — от хрипловатого голоса Эдика по моей коже пробегают мурашки. Тяжелые ладони сдавливают мою талию до боли.

— Мой друг, — охаю я, не понимая, почему все еще не скинула тяжелые ненавистные ладони.

— Пойдем, Катена, потрещим, — Эдик пытается подтолкнуть меня к выходу.

— Катя никуда не пойдет, — ледяным высокомерным тоном отрезает Нелли Эдуардовна.

— Почему это? — Эдик скалится, как дикий зверь. Он не привык к отказам.

Все его раздражение и злость проступают на красивом лице, обезображивая его. Но он быстро берет себя в руки.

— Катя очень устала. Пока она не позавтракает и не отдохнет… — Нелли Эдуардовна говорит тихо, но бесприкословно.

— Да? — Эдик улыбается. И его улыбка не сулит ничего хорошего. — Может, спросим мою невестушку? А, Катена?

Он произносит «Катена» с нажимом. Почти так же, как до него произносил Дима.

С трудом отрываю взгляд от побледневшего Диминого лица и перевожу на «бабулю».

Она стоит словно королева, с идеально ровной спиной, ее взгляд неторопливо и презрительно смеряет Эдика и скользит ко мне, ожидая ответа.

Замечаю в ее глазах нетерпение и возмущение ситуацией в целом. Что-то щелкает внутри меня. Я не хочу увидеть ее разочарование, когда Эдик вывалит мою историю. Я… я не знаю, чего хочу. Но точно не расстроить эту женщину, которая по-прежнему остается для меня загадкой. То она холодная, строгая и требовательная, а то бросает своих гостей и несется искать меня ночью по Москве.

— Я скоро, — практически шепчу, опуская взгляд.

В повисшей тяжелой тишине скидываю старые кроссовки, которыми снабдил меня Андрей в своей берлоге, и ныряю в новенькие ботинки, на плоской подошве с высоким голенищем.

Запахиваю манто и разворачиваюсь к выходу, не дожидаясь Эдика.

— Нет, — Дима хватает меня за руку.

От его прикосновения по телу прокатывается дрожь, кожа горит, а сердце разгоняется до ста за секунду.

Я порывисто разворачиваюсь, моя рука скользит в его руке. Его пальцы касаются моей ладони, скользят по ней.

Сжимаю ладонь, стараясь не разрывать нашего касания. Словно оно одно может спасти меня.

Огромная мягкая ладонь дрожит под моими пальчиками.

Вглядываюсь в Димино лицо.

Он, не отрываясь, смотрит на мою руку. Его глаза стремительно темнеют. С самого их дна вихрем поднимаются искры ярости.

Всего доля секунды и от строгой решительности не остается следа. Лицо Димы — каменная маска, лишь глаза горят безумием и злость.

Он разжимает пальцы. Моя ладонь скользит дальше. Он резко дергает и освобождается от моего рукопожатия.

Перевожу пораженный взгляд на свою ладонь. Такое чувство, что Дима увидел на ней мерзкого таракана или гнойную язву. Слишком торопливо и брезгливо он смахнул ее.

Нет. Моя ладонь чиста. Маленькие пальчики. Аккуратный маникюр бледно-розового цвета и маленькое колечко-талисман. Подарок Катюши. Я слишком им дорожу, чтобы снимать даже в ванной.

Снова поднимаю взгляд, но смотрю уже на упрямо разведенные плечи.

— Я вызову машину с водителем, — гремит Димин голос.

— Не стоит… — начинает Эдик.

— Это не предложение. Моя подопечная поедет с тобой в кафе ровно на час. По истечении которого, если потребуется, водитель силой увезет ее, — бросает он небрежно, словно я вещь. И уходит в свой кабинет.

Нелли Эдуардовна хмурится, но молчит.

— Идем, Катена, нам надо многое обсудить, — Эдик распахивает передо мной дверь.

Глава 20

Водитель распахивает перед нами дверцу огромной полированной иномарки. Забираюсь внутрь и отворачиваюсь к окну.

Лишь бы не видеть Эдика.

Он забирается следом. Вальяжно разваливается на сиденье.

— Неплохо, — Эдик потягивается и кладет руки на сиденье совсем рядом со мной. Его пальцы едва задевают тонкую кожу на шее.

Вскакиваю и практически перелетаю на сиденье напротив.

— Ха-ха, — он смеется, — как была зашуганной, так и осталась.

Я морщусь. Это не зашуганность. Сердце грохочет в груди. Холодный липкий страх скручивает внутренности в узел. Пальцы немеют.

Сглатываю вязкую слюну.

Я его боюсь. До одури.

Но Эдику это неинтересно. Он осматривает дорогой автомобиль моего опекуна. В его глазах вспыхивает зависть и алчность.

Он рыскает по салону, открывает полочку и беспардонно достает пузатую бутылку с алкоголем.

— Хэнесси, пф, как банально, — он откручивает пробку и наливает себе бокал.

— Мне кажется, что тебе никто не предлагал выпить, — в