Тик-так. Тик-так. Бум.

– Кто-нибудь еще будет узнавать? – спрашивает Джей Джей.

– Так ты точно решил? – отзывается Меган.

– Да. Мне надо знать. Иду к врачу в среду. И из-за наших обстоятельств, из-за ребенка, все сделают быстрее. Я узнаю результаты через неделю.

– Господи, чувак, – говорит Патрик.

Размытое и отупляющее жужжание виски в теле Кейти мгновенно собирается в узловатый шар тошного страха в животе. Во рту появляется кислый вкус. Веселье окончено. Никто не выиграл. Все это всерьез. Слишком всерьез.

– Я не хочу об этом даже говорить, – произносит Меган, стуча костяшками пальцев правой руки по голове. – Но если у тебя это есть, значит ли это, что оно есть и у ребенка?

– Если у меня нет, то на мне все и кончается. С ребенком все нормально. Если у меня есть, у ребенка шанс пятьдесят на пятьдесят, как у нас. Колин будет на шестнадцатой неделе, когда мы узнаем. Можем сделать амнио[9], чтобы узнать, есть ли оно у ребенка.

– А потом что? – спрашивает Кейти. – Если у ребенка оно есть, Колин сделает аборт?

Джей Джей свешивает голову к коленям и трет глаза рукой.

– Не знаю, – отвечает он глухим голосом. – Может быть. Нет. Я не знаю.

– Маму удар хватит, – говорит Патрик.

– Знаю, – отвечает Джей Джей.

– Я даже не прикалываюсь, – продолжает Патрик.

– Да знаю, – отзывается Джей Джей.

– А что говорит Колин? – спрашивает Кейти.

– Ушла в себя. Не хочет об этом даже думать. Не хочет, чтобы я сдавал анализ.

– Он будет отрицательный, чувак, – говорит Патрик. – Когда ты узнаешь?

– В следующую среду.

– Ну вот. С тобой все будет хорошо, и с ребенком тоже, и у мамы не будет удара, – говорит Патрик.

Кейти и Меган кивают. Патрик делает несколько глотков и отдает бутылку Джей Джею.

– Конечно, бедняжка все равно может выйти похожим на тебя, – замечает Патрик.

Джей Джей толкает Патрика в плечо и почти улыбается.

– Тут еще кое-что, – говорит Джей Джей. – Этот психолог говорил про раннюю форму БХ. Она может разыграться и в нашем возрасте. Бывает редко, но когда начинается рано, обычно передается от отца.

Меган готова заплакать.

– Мы разучиваем новую вещь, и у меня проблемы. Я все время путаю шаги, – выпаливает она как на исповеди. – Такого раньше никогда не было. Никогда. И с пуантов падаю.

– Ты просто переволновалась, – говорит Кейти.

– А если оно у меня началось?

– Не началось.

– Ребят, вы ничего не замечаете?

– Нет, – говорит Патрик.

– Ничего, – подтверждает Джей Джей.

– Честное слово?

– Богом клянусь, – отвечает Кейти.

– Не волнуйся, Мег. Если у кого и будет ранняя форма БХ, так это у меня, да? – говорит Патрик.

– Нет у тебя ранней БХ, ты просто засранец, – отвечает Джей Джей.

– Сдай анализ, узнаешь наверняка, – говорит Кейти, обращаясь к Меган.

Меган качает головой.

– Не думаю, что смогу. Я, наверное, лучше с Тоубина спрыгну.

– Посмотри на папу, – говорит Джей Джей. – Ему сорок четыре, и он пока ничего. Если сдашь анализ и выяснится, что у тебя этого нет, тогда больше не о чем беспокоиться. Свобода. А если есть – ну, ладно. Значит, так. Начнешь беспокоиться через десять-пятнадцать лет. За десять лет могут и лечение придумать, так?

Меган кивает.

– Не думаю, что я так могу.

– Кейти, а ты? – спрашивает Патрик.

Она вздыхает. Хочет ли она знать? И да, и нет. Конечно, узнать, что анализ отрицательный, было бы огромным облегчением. Но в глубине души она почти уверена, что у нее эта штука есть. Правда, без окончательного медицинского подтверждения можно надеяться, что нет. Точно знание, что проба положительная, было бы, наверное, невыносимо для мамы с папой. Ей, наверное, пришлось бы расстаться с Феликсом. Она бросает взгляд на Тоубин поверх зеленой решетки.

Может быть, она просто так и будет жить, «с риском». Внесет это в статус на Фейсбуке. Но кто живет без риска? Ее жизнь каждый день полна риска. Она рискует потерпеть крах, если откроет свою студию, рискует потерпеть крах, если не откроет, рискует не вписаться, если переедет туда, где не все вокруг ирландцы-католики, рискует, что ее не полюбит Феликс, что ее никто не полюбит. Есть риск сгореть на солнце, получить удар молнии и риск, что у тебя БХ. Каждый вдох – это риск.

А может быть, она сходит на две консультации, сдаст анализ и на этом остановится. Потом, если решит, что ей на самом деле надо знать, сможет вернуться и забрать результат. Чертов анализ.

Мысль о том, чтобы сдать генетический анализ, независимо от результата, заставляет ее похолодеть и покрыться липкой испариной. Кейти ненавидит проверки. Она никогда их нормально не проходила. В школе она училась изо всех сил, знала материал назубок, а потом, увидев все эти напечатанные вопросы под номерами, впадала в панику. Она вечно задыхается.

Она помнит, как сдала последний экзамен в выпускном классе, по математике, и, вручив работу учителю, с восторгом и легкой головой говорила всем, что это – последний раз, когда она что-то сдавала на проверку. Как и у О’Брайенов, у Бога дурацкое чувство юмора.

Последний экзамен был по математической статистике. Она получила тройку.

– Не знаю, – говорит она. – Может быть.

Кейти насчитала одиннадцать красных машин по дороге от Кук-стрит до Центра йоги. Она поставила перед собой такую задачу, прежде чем выйти на крыльцо. «Сколько красных машин ты увидишь отсюда до Центра йоги?» Это упражнение на осознанность, ей они нравятся. Реальность зависит от точки зрения, от того, на что обращаешь внимание. Не будь она сконцентрирована на красных машинах, она бы, наверное, ни одной по дороге не заметила. Но осознанно держа в сознании красные машины, включила в свой опыт одиннадцать.

Она пыталась вспомнить, когда папа начал странно подергиваться и стал таким неуклюжим. Может, с год. Трудно сказать. Это как спросить, сколько красных машин она видела по дороге на йогу вчера. Ни одной. Она не искала красные машины, поэтому в ее опыте их не было.

Месяц назад она не замечала, если отец ронял пульт от телевизора или вилку. Не обращала внимания на странные подергивания. Теперь она все видит, и все, что она видит, называется болезнью Хантингтона.

До занятия час. В студии пусто и тихо, если не считать привычного диалога в этом знакомом пространстве: мурчание вентилятора на потолке, гул обогревателя и шум ее дыхания. Она в зале одна, свет приглушен, она сидит со скрещенным ногами, упершись коленями в пол и подложив под копчик подушку, изучает себя в зеркале, выискивая признаки болезни Хантингтона.