Заказываем меланж. Что мы можем получить в этом случае: а) большую чашку слабого черного кофе; б) примерно той же крепости так называемый «удлинённый» кофе – некрепкий кофе за счет разбавления водой; в) чашку пенящегося капучино, в которой будет на пять глотков больше.

Заказывая меланж, мы, естественно, ожидаем получить меланж. И, если честно, то хотелось бы настоящий: бледно-белый в изящном доме; с коричневой шапочкой в какой-нибудь уютной «Стамбула»-кофейне, где в углу у стены поблескивает огоньками флиппер[106] и где тебе игриво подмигивает «однорукий бандит».

Заказывая меланж, мы предполагаем, что в нем не будет никаких взбитых сливок. Честно, не нужно ничего! (И обычных сливок тоже.) Потому что когда нам захочется меланж со взбитыми сливками, то мы и закажем меланж со взбитыми сливками. И поверьте, мы разберемся в этой ситуации. Честное слово.

Профессию венского контролера проездных документов затронули перемены. Прежде герои в униформе не решались запрыгивать по завершении футбольного матча в переполненные трамваи, где их традиционно черные головные уборы незаметно срывали, передавали из рук в руки, и в конце концов форменные фуражки оказывались у окна, и их выбрасывали под сопровождение нестройного хора хриплых голосов: «Здесь не место черным свиньям!» В такой обстановке, понятное дело, ни о какой проверке билетов и речи быть не могло.

Теперь контролеры прячутся под цивильными одеждами и поодиночке уже не появляются. У них появилось свойство умножаться в теплых местах (например, шахтах подземки), и когда устраивают облавы, то стараются организовывать естественные поединки – то есть чтобы на одного пассажира приходился один контролер.

По-видимому, контролерский труд стал доставлять удовольствие. «Зайцев нет», – уверенный в своем заблуждении, кричит коллеге контролер Франц недавно на Третьей линии. «Карл, подойди, тут тебе работенка!» Коллега мерит пассажира испытующим взглядом: «Этот уже не первый раз попадается!» Паренек студенческого вида с круглыми очками на носу покрывается краской. «На этот раз вы можете предъявить проездной билет?» Билета нет. «Который раз уже на этой неделе?» Третий. Застигнутый преступник пристыженно улыбается.

Контролер Франц: «Это наш лучший клиент». Контролер Карл: «Он в одиночку способствует модернизации транспортных предприятий». Франц: «Таких надо поддерживать». Карл: «Завтра опять к семи?». Франц: «Что скажешь, если мы вместе дадим банку долгосрочное поручение?»

Если вы задумали на первое апреля пошутить над нашей метеорологической службой, да так, чтобы в шутке была доля правды, что придало бы шутке остроту колкой сатиры, – обычно метеорологи сами себя выставляют в самом смешном виде, – то лучшей темы, чем солнечная и теплая пасхальная неделя, не найти.

Три солнечных дня подряд – и австрийцев как подменили. Люди, кого мы прежде никогда не встречали, при встрече на улице снисходят до того, чтобы чуть пошевелить верхней губой, микрометров так на десять по направлению к носу, обнажая на квадратный миллиметр фрагмент своего правого верхнего сверкающего клыка, чтобы тем самым изобразить искреннюю улыбку. Впечатляющий жест, порожденный избытком радости и бесспорно указывающий на нашу зависимость от солнца.

В самом деле, хорошее настроение в большой степени определяется качеством погоды. Однако не стоит переоценивать ее влияния. Так как нет ничего несноснее в нашем климате, где только и ждешь, когда же окончится мрачная пора, и вдруг начинаешь преть от того, что нежданно-негаданно наступили теплые деньки, о которых мы недавно и мечтать не смели. И даже не могли представить, как это вдруг можно испытывать приятные ощущения, когда только-только хронически мерзли.

Да, австрийца посещает чертовски хорошее настроение – при 17,8 градуса выше нуля по Цельсию в ясную солнечную погоду при влажности воздуха 73,4 процента и скорости ветра не более 9,3 км/ч, если он при этом дует с юго-востока, а сам австриец нежится на зеленом бережку озера, где другой австриец, не меньший профессионал в организации отдыха, в этот самый момент запускает зубы в булочку с котлетой. В остальное время он – неприветливый брюзга.

Австрийская туриндустрия застыла в выжидании. С одной стороны, ждут окончания зимнего сезона, с другой – наступления сезона летнего. Иностранных туристов сердечно приглашают присоединиться к ожиданию.

Читательница по имени Рут по недоразумению оказалась в краткосрочном отпуске в городе Зальцкаммергуте – эпицентре межсезонья. Из всех работавших в это время в городе ресторанов, кафе и закусочных ревело радио Ö3[107] – олицетворенный голос австрийского народа. Почти весь обслуживающий персонал разъехался на курсы повышения квалификации. Над каждым вторым столиком нависала подобострастно склоненная фигура ученика. Остальные подпирали стену в ожидании новых поручений. Хозяева заведений испуганно суетились всякий раз, когда кто-либо из посетителей просачивался в комнату для приема гостей. В качестве альтернативы «красной карте» четверо из семи владельцев трактиров поджидали гостей с так называемой «малой картой» – межсезонной программой в меню «на всякий пожарный» (гуляш, франкфуртер[108], гавайские тосты). Апогея межсезонный отдых для семьи Рут достиг в общем зале ресторана в городе Гмундене[109] на мероприятии под названием «A-Schnitzel-kann-i-Eana-mach'n» («Могу Вам сделать шницель», австр. диалект). «Две порции «винера» (сосиски по-венски) и две «натур», – попросила Рут. «Не п’йдет, – возразил хозяин, – либо все всухую или никак. У меня щас кухн’ нет». Ресторан без кухни? Как это нетипично, пусть даже и в межсезонье.

Не так давно тут прозвучало название блюда «гавайский тост». Речь об известном насколько австрийском, настолько же экзотическом кулинарном изыске, о лакомстве, которое не найдешь ни в одном другом месте, ради которого тысячи североевропейцев, не страшась санкций на автобанах, стараются добраться до нас, и им без разницы, будет ли это какой-нибудь зимний праздник или летний отдых на лоне природы.

Настоящий гавайский тост из альпийского предгорья, в лице которого теплые воды южных морей постучались в рабочие столовые отдаленных товарных полустанков, приготавливается из залитого плавленым сыром нежно-розового запотевшего куска полукопченой ветчины и ананаса, нарезанного колечками, окропленных кетчупом цвета красно-бурой говяжьей печени. Того самого ананаса, который вы закупаете десятками консервных банок, чтобы выдержать климатической шок зимних месяцев.