– По крайней мере, – к моему будущему несчастью прервал я его, – не могли бы вы, если это возможно, заглянуть в это место? Обратите также достойное внимание на мое подозрение. И не ходите к Сен-Лаупу и не спрашивайте у него разрешения на поиски в его саду. Если вы даже и сделаете это, то все равно ничего не найдете. Я ручаюсь за это.

– Сен-Лауп ничего не узнает об этом, – заверил меня адвокат. – И если я найду деньги, то вместе с ними я рассчитываю найти и зеленое пальто старого Пита.

– И где вы будете вести ваши поиски? – горячо и нетерпеливо спросил я.

Но моему вопросу суждено было навсегда остаться без ответа доброго чудаковатого эсквайра Киллиана.

– Когда я расскажу вам о своей догадке, вы удивитесь ей точно так же, как удивился я тому, почему мы никогда не задумывались об этом, и вы будете столь же убеждены в моей правоте, как убежден в ней я, – начал он, как вдруг за моей дверью послышалось тяжелое дыхание Джуди Хоскинс.

– Это монсиер – французский джентльмен, – прохрипела она под аккомпанемент своего стука в дверь.

– Я сообщу вам новости о результатах своих догадок через день или два, – быстро сказал адвокат. Но даже эти слова могли быть услышаны мосье де Сен-Лаупом, с такой поспешностью он появился в комнате вслед за сообщением о его приходе.

Я приготовил себя к тому, какое суровое испытание несет мне приход француза – хотя и не подозревал о том, насколько тяжким оно окажется – но увидел перед собой нового мосье де Сен-Лаупа. Он был таким же демократичным, болтливым и добрым приятелем, как и в день своего приезда. Величавым, утонченным, преисполненным достоинства, с тенью мрачной гордыни на челе я видел его в гостиной моего дяди. Теперь же, увенчанный успехом, упрочившим его положение в обществе, он казался человеком из высшего света, аристократом с изысканными манерами и веселой снисходительностью, берущей свое начало в искусном, утонченном юморе. Я оказался его «любезным юным другом», вести о чьем неуклонном выздоровлении несказанно обрадовали его. Мосье поприветствовал Киллиана и сделал комплимент искусству «мудрого доктора Брауна», словно один из них был провинциальным нотариусом, а второй деревенским аптекарем.

– Я умоляю вас не уходить до тех пор, пока я не получу возможность выйти вместе с вами, – произнес он, когда адвокат собрался оставить нас; но в его вкрадчивом тоне присутствовали скорее нотки властного приказа, чем вежливой просьбы. – Мой брачный контракт должен быть составлен сегодня утром, и мистер Баркли и я сошлись во мнении, что лучше вас никто не справится с этой задачей. И я задерживаюсь здесь только для того, чтобы получить от моего доброго друга Роберта обещание принять мое приглашение – как вы это говорите? – встать со мной пред алтарем? Итак, я надеюсь, вы не откажете мне в этой просьбе? Я думаю, что вы согласитесь. И я благодарю вас.

– И подумать только, мой любезный Киллиан, – продолжал француз, когда я принял его приглашение с тактичностью, лежащей между укрощенными мной горечью и изумлением, – что я считал этого молодого человека, которого вы видите здесь перед собой, своим соперником!

Где, вы полагаете, были в таком случае его чувства, если он позволил такому старому повесе, как я, увести у него из-под носа эту юную прелесть? – И он завершил свои последние слова низким рыкающим смехом.

Мосье выглядел повесой, но повесой отнюдь не потрепанным страстями, повесой с приливающей к лицу кровью, с живыми искрящимися глазами и с крошечными капельками пота над верх ней губой. Если бы эсквайр Киллиан не заполнил паузу общепринятыми поздравлениями, я сомневаюсь, удалось ли бы мне сыграть предназначенную мне в этой сцене роль. Слова француза были ножом, поворачивающимся в ране, а иронические полутона в его голосе дали мне ясно понять, что он в полной мере получил наслаждение от боли каждого из нанесенных мне ударов.

– Ваша восхитительная кузина будет, конечно, рада узнать о том, что вы намерены принять такое близкое участие в ее свадьбе, – пожимая мою руку, сказал он мне на прощание.

Эсквайр Киллиан проследовал за ним к двери, но около порога обернулся ко мне и бросил через плечо свои последние слова:

– Я сообщу вам о состоянии ваших дел через день или два, мистер Фарриер.

Было ли безразличие мосье де Сен-Лаупа его обычной манерой поведения, или он, как я почувствовал, все же понял скрытый смысл услышанных им слов?..

[3]

Линия моей судьбы клонилась все ниже и ниже, но никогда еще мои надежды, моя отвага и мое мужество не были такими готовыми к резкой перемене к худшему, как в последующие несколько дней. Слабость в теле делала меня жалким и беспомощным, а созерцание бесполезности моей правой руки вызывало у меня приступы депрессии, вывести из которой меня не могли даже мои постоянные размышления о спрятанных деньгах старого Пита.

«Я сообщу вам о состоянии ваших дел через день или два, мистер Фарриер», – обещал мне на прощание эсквайр Киллиан. И таким уверенным был его тон, что он оказался способен воодушевить меня на некоторое время. Если бы он нашел завещание старого скряги и припрятанные им сокровища, то тогда все наши тревоги нашли бы свой конец, положение фирмы моего дяди упрочилось бы запасом в сто тысяч долларов звонкой монетой, и Фелиция стала бы вольна подарить свою красоту тому, кого выбрало бы ее сердце.

Но когда прошел третий день, и вместо ответа на мою записку, которую я послал с Джуди Хоскинс в контору адвоката, я узнал, что эсквайр был вызван в Олбани по делу, которое могло задержать его недели на две, я вновь впал в отчаяние.

Кроме того, в тот день Барри принес мне приглашение на ужин, на котором мой дядя собирался официально объявить о помолвке своей племянницы с мосье де Сен-Лаупом. С удовольствием старого слуги, радующемуся всему, что бросает тень на величие дома его хозяина, добрый глупый Барри не уберег меня от подробностей тех утонченных приготовлений, которые будущий жених совершает в ожидании встречи со своей невестой. Он со смаком описывал шелковые драпировки в опочивальне, инкрустированную кровать и элегантную карету с лошадьми черной масти, которые должны будут отвезти чету новобрачных в свадебное путешествие в Нью-Йорк. Экипаж был даже снабжен комплектом ходовых роликов, которые должны были заменить колеса в том случае, если обильный снег выпадет раньше, чем молодые вернутся в свой дом. И карета и лошади уже стояли в конюшне таверны, потому что пока еще не была построена подобающая им конюшня в усадьбе старого Пита.

– Обильный снег раньше их возвращения? – воскликнул я. – Ты хочешь сказать, до их отъезда, не так ли?

– Не похоже, мистер Роберт; середина декабря, вы же знаете, – ответил старый слуга; и в ответ на мое удивление он рассказал мне, что пока еще день венчания не определен, но он пришел к заключению, что это событие должно произойти задолго до Рождества. «Моунсир» преисполнен желания поскорее завершить это дело.