Ахилл с восторгом наткнулся на привлекательнейшую девушку – та купалась в пруду. Но не успел он подкатиться к ней, как из-за деревьев выскочил мужчина и преградил Ахиллу дорогу, размахивая мечом и гневно ревя.

– Так-так, – произнес Ахилл. – Кто это у нас тут?

– Ты вторгся в мое царство, наглый мальчишка.

– Твое царство?

– Я ТЕНЕД, сын Аполлона, правитель этого острова. Вы, дикари, отринув приличия и не спросив позволения, гоняете дичь по нашим землям, портите поля и виноградники, а ты теперь еще и к сестре моей лезешь. Ты за это поплатишься.

Тенед затопал ногами и снова взревел. Но для Ахилла этот рев утонул во взволнованном шепоте, зазвеневшем у него в голове. То был голос его матери Фетиды:

– Берегись, Ахилл! Сынов Аполлона не убивай, не то Аполлон непременно убьет тебя.

Действительно ли она говорила с ним или Ахилл вспомнил ее давние слова, он не знал и сам. Фетида предупреждала его обо всем на свете сколько он себя помнил – об опасностях, ловушках, подстрекательствах, табу, запретах, проклятиях. Все матери так опекают, Ахилл это понимал. Фетида же, бесспорно, опекала больше, чем почти любая другая. Возможно, она когда-то сказала ему, что те, кто убивает детей богов, могут быть убиты теми же богами. Очень на нее похоже. Ахилл не боялся. Внутренний голос свой он приглушил. А вот горячая кровь его разгулялась. Вид этого самонадеянного островитянина, что скалился да потрясал мечом своим, показался Ахиллу невыносимым.

Финт влево, шажок вправо, рывок вперед, резкий поворот кисти – и меч Тенеда упал на землю, а свой Ахиллу доставать и не пришлось. Еще один резкий поворот – и шея Тенеда оказалась сломана, а жизнь прервана. Сестра царя закричала и убежала.

Тем временем царственная партия с Атридами[107] во главе покинула Тенедос и переместилась на соседний остров поменьше – Хрису. Там они собирались принести жертву Гераклу, а тот, в свою очередь, когда-то приносил на этом же острове огненные жертвы богам, прежде чем напасть на Лаомедонта Троянского. Их отвел к тому самому месту один из самых приверженных спутников Геракла Филоктет, сын царя Пеанта из Мелибеи, – он был здесь с Гераклом тогда, много лет назад.

Филоктет присутствовал и при гибели великого героя. Наблюдал с беспомощным отчаянием, как разъедающая отрава с туники Несса пожирает Гераклову плоть[108]. В лихорадке своих мучений Геракл вырывал с корнем деревья для своего же погребального костра. Затем он воззвал к друзьям, чтоб развели они огонь, но все отшатнулись. И лишь у Филоктета хватило на это мужества. В благодарность умирающий Геракл завещал ему свой лук и легендарные стрелы. Со слезами на глазах Филоктет поднес горящий факел к погребальной пирамиде и смотрел, как громадная измученная Гераклова душа покидает его громадное измученное тело[109].

Лук юный Геракл получил, говорят, от самогό бога-лучника Аполлона. Но важнее всего были стрелы. Геракл обмакнул их наконечники в ядовитую кровь многоголового водяного дракона Гидры. Эти смертоносные стрелы обеспечили ему победу во многих последующих стычках[110], но со дня его смерти – вернее, со дня его вознесения к бессмертным на Олимп – лук и стрелы свирепо стерег преданный Филоктет; со временем и он оказался в той же толпе высокородных соискателей, собравшихся в Спарте ради руки Елены. Вместе со всеми остальными принес он и клятву оберегать брак Елены; великим силам вторжения во главе с Агамемноном он предоставил семь кораблей.

Впрочем, его вклад в общее дело исчерпался, не успев начаться: привел он Агамемнона и остальных к тому месту, где, по памяти Филоктета, Геракл приносил жертву много-много лет назад, старого друга Геракла угораздило наступить на гадюку, и та мгновенно бросилась на обидчика и впилась ему клыками в ногу. Через несколько мгновений плоть на ступне распухла, и Филоктет едва мог идти. Диомед помог ему перебраться через остров и взойти на судно, которое должно было отвезти его к его кораблям, но к тому времени рана уже нагноилась и источала чудовищную вонь. Одиссей шепнул Агамемнону и Менелаю, что подобное поражение вылечить не удастся и есть риск, что зараза распространится на другие корабли. Атриды постановили, что Филоктета нужно оставить на острове. Им хватило участливости – участливости по их собственным понятиям, но, возможно, не по мнению Филоктета – согласиться, что Хриса слишком мала и бесприютна для него[111], а потому хромого, подвывавшего и негодовавшего Филоктета бросили на соседнем острове Лемнос, который к тому времени стал необитаемым[112]. Командование его семью кораблями и тремя с половиной сотнями гребцов и лучников передали Медонту, единокровному брату Эанта – Аякса Малого.