Дэвис с восторгом озирал ее с минуту, потом забрался для лучшего обзора на гик и провел биноклем вдоль всего русла канала.

– Превосходно размечен, – задумчиво констатировал он. – Но пара вех значительно отклоняется. Юпитер, какой прихотливый тут поворот!

Он взял азимут с помощью компаса, сделал пометку в блокноте и, мощно оттолкнувшись, спрыгнул на песок.

Это, осмелюсь доложить, был единственный способ «сойти на берег», который ему нравился. Мы двинулись вперед настолько быстро, насколько позволяли тяжелые морские сапоги, и следовали руслу уходящего на запад канала, разведывая дорогу, по которой нам предстояло проплыть с наступлением прилива.

– Единственное средство изучить места, подобные этому, – увидеть их при низкой воде, – прокричал мой друг. – Берега канала обсыхают, и сам он – как на ладони. Глянь на тот бон… – Дэвис презрительно махнул рукой. – Совсем не там, где надо. Полагаю, пролив здесь переместился, причем на очень важном повороте. Если будешь ориентироваться на эту веху, сядешь на мель.

– Что может оказаться весьма полезно, – заметил я.

– А, брось! – расхохотался Дэвис. – Мы ведь исследуем. Мне хотелось бы пройти по этому каналу без единой ошибки. В следующий раз так и будет.

Остановившись, он принялся манипулировать компасом и блокнотом. Затем наш поход продолжился до следующей остановки.

– Посмотри, канал становится глубже, – сказал мой провожатый. – Минуту назад тут было почти сухо, а теперь течение заполняет его. Это прилив идет, причем, обрати внимание, с запада, то есть со стороны Везера. А это говорит о том, что мы пересекли водораздел.

– Водораздел? – недоуменно переспросил я.

– Да, так я их называю. Понимаешь, эти обширные пески похожи на гряду холмов, разделяющую две равнины. Они вовсе не такие плоские, какими кажутся, – всегда есть место, вернее даже, гребень, расположенный в самом высоком месте. Когда канал прорезает отмель, самым мелким он будет там, где пересекает именно этот гребень. В пик отлива там, как правило, совсем сухо, а спускаясь по обе стороны от него к морю, канал становится все глубже. Во время прилива море гуляет, ясное дело, где хочет, но, как только начинается отлив, вода расступается по обе стороны от гребня и канал разделяется на две реки, текущие в противоположном друг другу направлении и берущие начало от центра, или водораздела, как мы его назовем. И напротив – с наступлением прилива пролив подпитывается двумя потоками, устремляющимися к центру и встречающимися в середине. В данном месте в роли кормильцев выступают Везер и Эльба. Вот это течение направлено на восток, время дня говорит о том, что начинается прилив, из вышесказанного следует вывод: водораздел расположен между нами и яхтой.

– А почему это так важно?

– Потому что течения эти очень сильны и необходимо точно знать, если ты вдруг теряешь основное и попадаешь в ложное. Кроме того, когда пересекаешь отмель при падающей воде, гребень представляет собой критическую точку, и не помешает представлять, миновал ты ее или нет.

Мы шли до тех пор, пока дорогу не преградила обширная лагуна. Выглядела она куда внушительнее канала, но Дэвис после краткого осмотра презрительно хмыкнул.

– Это тупик, – сказал он. – Видишь тот песчаный горб, которым она образована?

– Но лагуна отмечена боном, – возразил я, указав на покосившийся шест на берегу и погрозив обманщику пальцем.

– Да, еще одна ошибка – это старое русло, которое теперь обмелело. Тот бон обманный. Дальше нам идти нельзя, вода быстро прибывает. Я только возьму пеленг на направления, какие отсюда видны.

Эта фальшивая лагуна оказалась одной из целого ряда, расположенных далее к западу, они разбухали и тянули друг к другу руки через разделявшие их ребра пески. Отдаленное шипение постепенно приближалось и делалось все громче, а за ним стал различим грохот прибоя. Повернувшись спиной к ветру, мы поспешили к «Дульчибелле», подгоняемые растущим с каждой минутой уровнем воды в канале.

– Самое время обследовать противоположную сторону, – заявил Дэвис, когда мы подошли к яхте, и я поздравлял себя, что нам удалось достичь базы, не обнаружив, что коммуникационные линии перерезаны.

И мы затопали в том направлении, откуда приплыли утром, шлепая по лужам и перепрыгивая ручейки, ответвляющиеся от основного канала по мере наступления прилива. Покончив с наблюдениями, мы оборотились вспять, уже вынужденные совершать обходы в наиболее глубоких местах, а финальный отрезок до яхты проделали по колено в воде.

С облегчением вскарабкавшись на борт, я услышал вдруг далекий голос, толкующий о приятных прогулках на яхтах и не допускающий мысли об упражнениях, подобных проделанному нами. Это был голос, принадлежавший мне, каким я был сто лет назад, в прошлой жизни.

С востока и запада два одеяла воды накрывали постепенно пустыню, вытянутые навстречу язычки сливались, закруживаясь водоворотами.

Я стоял на палубе и наблюдал, как обреченные пески задыхаются под неумолимым наступлением моря. Последние возвышающиеся твердыни были окружены, заключены в кольцо и взяты приступом, хаос звуков стих, и вода победно разлилась по всему обширному пространству. «Дульчибелла», до того презрительно не подвластная суете, начала просыпаться и подрагивать под ударами волн. Затем она с некоторым усилием встала на ровный киль и раздраженно затрепетала, горя желанием обуздать дерзкий поток и подчинить его своей воле. Вскоре идущий на верп канат натянулся, и яхта медленно развернулась к якорю носом; теперь только ее корма стукалась о грунт с нарастающей силой. Внезапно борьба окончилась, и «Дульчибелла» задрейфовала бортом к ветру, пока якорный канат не остановил ее движения. Расположившись с подветра от верпа, судно радостно закачалось на волнах. Что за добродушное создание! В душе своей наша «Дульчи» одинаково дружила с песком и с морем, и, только когда старый возлюбленный и возлюбленный новый вступали в смертельную борьбу за ее привязанность, оскорбляя шумной ссорой, она возмущенно выступала против обоих.

Проглотив по чашке чая, мы подняли паруса и продолжили путь на запад. Перевалив водораздел, мы столкнулись с сильным течением, но русло канала поворачивало к северо-западу, и при попутном ветре без нужды лавировать мы могли потихоньку идти вперед.

– Выдвини шверт всего на фут, – распорядился Дэвис. – Фарватер нам известен, а «Дульчибеллу» будет меньше сносить. Но при падающей воде нам по большей части придется обходиться без шверта – если ты налетишь с ним на мель, то заслуживаешь того, чтобы пойти на дно.

Теперь я убедился, насколько полезна была наша прогулка. Боны обозначали русло канала, но не давали понятия о его ширине. У некоторых вех отвалилась верхушка, и они полностью скрылись под наступившей водой. Когда мы достигли места, где линия бонов кончалась и располагалась лагуна-тупик, я полностью утратил ориентацию. Мы пересекли высокое и относительно ровное пространство песков, образующее основание Вилки, и вступили в лабиринт из разбросанных отмелей, загромождавших впадину между верхним и средним зубцами. Это я уяснил из карты. Но с палубы мой нетренированный глаз не различал ничего, кроме сплошного водного пространства, приобретающего все более темно-зеленый оттенок по мере нарастания глубин. Нас встречало мрачное, грозное море, показывающее белопенные клыки. Волны становились длиннее и круче, потому как каналы, хотя еще и извилистые, начинали расширяться и углубляться.