Шведы выполнили обещание, но изменилась обстановка: в Норвегию вторглись нацисты. Возникли трудности с доставкой из Швеции «механизма» и ряда «агрегатов» к нему.

Серьёзному риску подвергались люди, на которых была возложена задача провоза через границу взрывного устройства. Когда и эту проблему решили, возникла другая, ещё более рискованная: доставка механизма на судно, намеченное для диверсии. Бдительность проявляли не только нацистские и местные ищейки, но и судовые команды. В случае взрыва они были обречены.

Работать становилось всё труднее. Иногда даже казалось, что проведение диверсий на грузовых судах – дело совершенно бесперспективное и безнадёжное. И всё же время от времени гремели взрывы, эхо которых разносилось по всему миру. Достигало и Кремля.

Всё это было дело рук боевиков группы «Густава» – того самого матроса германского флота, приговорённого к расстрелу и некогда с помощью Серебрянского совершившего побег из тюрьмы.

Таинственное исчезновение Серебрянского вселило в среду зарубежной агентуры растерянность, неопределённость, перераставшую в апатию. Слухи о постигшей его трагедии выбивали из колеи, настораживали, разочаровывали.

Слухи шли волнами. В очередном, говорилось, будто страна, которой боевики посвятили жизнь, выразила им недоверие, и всё сделанное ими поставлено НКВД под сомнение, ведётся следствие. Многие видные работники Центра репрессированы.

Колоссальную обиду нанёс слух о том, что Сталин признал зарубежных боевиков «враждебным элементом, состоящим на службе мирового империализма».

Прежде никто из этих мужественных людей не придал бы значения подобным слухам, счёл бы их злонамеренной фальсификацией, теперь же они воспринимались как соответствующие реальности.

Подтверждением послужил заключённый Советским Союзом и Германией Пакт о ненападении. Последовавший за ним Договор о дружбе стал последним доказательством измены советских руководителей принципам антифашизма. Никто и ничто уже не могло поколебать этот вывод.

Растерянность, бесперспективность изменили людей до неузнаваемости. Изменилось и их отношение к обязанностям, и общий настрой. Словно их лишили сил.

Совсем недавно никто не посмел бы заподозрить, что деятельность исчезнувшего руководителя и его доверенных людей за рубежом может рассматриваться в Кремле как пособничество врагам народа, которых в последнее время клеймили газеты и радио.

Всё это крайне тяжело влияло на бывших сотрудников Особой группы. Образовался некий вакуум, преобладали беспомощность и аморфность. Казалось, будто все они выброшены за борт в бескрайний океан и без каких-либо спасательных средств должны держаться на плаву.

Но это поначалу. Боевики «Густава» сориентировались. Опомнились. Словно очнулись. Во всяком случае, взяли себя в руки. Поразмыслив, оглядевшись, взвесив отдельные обстоятельства, решили доказать, что антифашисты в любых условиях остаются антифашистами до конца. Даже если их предают.

Наметилась новая фаза борьбы. Незыблемым оставалось главное: борьба с фашизмом. Не на жизнь, а на смерть. Вопреки создавшемуся положению, вопреки козням, трудностям, отсутствию руководства.

Это обстоятельство сыграло решающую роль в судьбах боевиков, обласканных в своё время начальником Особой группы Серебрянским.

В «знак признательности» его удостоили в подвале Лубянки отдельной камеры, путь от которой шёл в крематорий.

В бытность Серебрянского руководителем отдельного подразделения разведки и диверсии там не было ни одного случая измены или предательства. Ни со стороны нелегалов, ни со стороны сотрудников аппарата, ни со стороны других подчинённых. Хотя большинство и работали в условиях, когда ничего не стоило «затеряться».

Зарубежная агентура Особой группы НКВД обретала второе дыхание. Её людям, особенно руководителю, было бы гораздо труднее выполнять свои обязанности, если бы у действовавших за рубежом группировок не нашлись потенциальные сторонники СССР. Их помощь порой была едва ли не решающей. Во всяком случае, без неё пришлось бы сталкиваться с труднопреодолимыми препятствиями и отдельные операции потерпели бы фиаско.

Благодаря этой части агентуры, Особая группа получила возможность осуществить за рубежом ряд подрывных акций важного значения.

И всё же вопрос, как быть после заключения Советским Союзом договора с Гитлером, возникал постоянно. Приостановить диверсии? Не топить корабли, следующие с грузом в Германию?

Единства мнений в этих группах не существовало. Этим и пытались воспользоваться разведывательные службы французского Второго бюро, немецкого абвера, английского Интеллидженс сервиса, итальянской ОВРА.

У Якова Исааковича Серебрянского, заключённого внутренней тюрьмы на Лубянке, голова раскалывалась от тяжких мыслей. Ясности – никакой. В одном он не сомневался: бесчеловечность, жестокость начальника следственной части НКВД Абакумова не случайна.

Позиция арестованного: как можно больше наговорить небылиц о своей «преступной деятельности», чтобы завершился наконец этот кошмар и настал конец мукам, обходилась ему слишком дорого, но результата не давала.

Молодой, белобрысый, с раскосыми глазками следователь закусил удила. Понимал, что подследственный признаётся в шпионской деятельности в пользу Абиссинии с явной целью унизить его в глазах начальства, показать его невежество. И это приводило следователя в бешенство. Несостоявшийся спортсмен по метанию молота теперь метал кулаки-кувалды в свою жертву, яростно выплескивая накопившуюся злобу.

…Абакумов, словно тренер после удачного выступления выпестованного им спортсмена, наслаждался работой подручного. Одновременно любовался и самим собой. Внушительный, высокий, стройный, атлетического сложения, голубоглазый, с симпатичной, физиономией, он казался привлекательным. В работе настойчив, аккуратен, педантичен, что отмечалось начальством. Решения принимает быстро, зачастую не раздумывая. Отчего же не любить себя? Не наслаждаться собой? Не ценить?

А как умел он пользоваться властью! Как заставлял других дрожать перед собой, признавать его силу! На пустом месте создавал значимые дела. Из ничего! Если требовалось, с успехом лицемерил. Его жёстокость импонировала вышестоящему руководству. Результаты всегда налицо. Каким образом добыты? Кто бы посмел усомниться?!

Если б могла заговорить в нём совесть! Но она напрочь отсутствовала.

Подручные подражали ему. Старались ни на шаг не отставать от наставника в жестокости. Без неё не могли обойтись как без воздуха. И преуспевали.

Расчётливый, он знал свой недостаток – интеллектуальную ограниченность, ловко скрывал её. Когда не удавалось что-то с ходу понять, хотя бы уловить смысл, лез из кожи вон, стараясь дойти до сути. Умело держал паузу, затем преподносил её как раздумья над абсолютно ясным ему делом. Как творческое осмысление фабулы, доказательств, юридической квалификации преступления и выбора единственно верной меры наказания.