Я выехал из города на запад, чтобы посмотреть на лужи в дикой природе, поскольку устал сверх всякой меры от городских луж, которые совсем никогда не напоминают мне о моем детстве или о том, что с ним связано, то есть я сорю в них, а не смотрю в них, если вы понимаете, о чем я, и, признаюсь, это, хотите — верьте, хотите — нет, еще минуту назад было всего лишь опиской, сделанной на клавиатуре, «сорю» вместо «смотрю», но сейчас, по мере приблужения к истине, вершащейся ежесекундно, обретает свое полноправное значение. [NB. Это словечко «приблужение». Еще через минуту оно станет важным.]

Так или иначе, случаю, удаче и судьбе было угодно, чтобы я остался в тот вечер один, пережив грустный и мучительный разрыв с «Э.» — женщиной, с которой я тогда встречался, и впал в глубокую меланхолию, ощущая себя чем-то вроде лодки, оторвавшейся от своего обветшалого причала и несущейся по зловонному пруду во мглистом тумане, и поэтому тем теплым октябрьским вечером я решил посмотреть на какие-нибудь неприрученные лужи, под которыми я подразумеваю не лужи у магазинов в городской обстановке, а лужи, откуда пьют птицы и где они плещут свои пестрые перышки в старинных стихах, написанных людьми, жившими в деревне, а не в урбанизированных стихах о лужах, откуда пьют и где моются урбанизированные птицы.

Далее следует так называемая историческая поэма или поэтическая история об этимологии английского слова puddle, «лужа». Если вас не интересует история слов, можете пропустить следующий абзац. И не говорите, что вас не предупреждали!

Слово puddle происходит от староанглийского pudd, «борозда» или «канава», и его среднеанглийской уменьшительной формы puddle с добавлением уменьшительного суффикса le. В древненемецком было слово Pfudel, которое по-древненемецки означало «лужица воды». Puddle также означает muddle («мешанина») и может еще иметь значение muddler («растяпа»), если верить словарю, который есть у меня, но которого нет в сети, и, полагаю, потому-то мы, вероятно, и ассоциируем лужи с грязью, mud — мешаниной (muddle) из земли и воды!

Я выехал из города как можно скорее, иными словами, на максимальной скорости, на которой можно ехать по трассе М25, свернул с дороги на развилке 15 и остановился в деревушке у дороги с двусторонним движением, названия которой не помню, поскольку собирался уделить минутку тому, что затем стерло из памяти все остальные подробности, когда увидел лужу на каменистой тропе, ведущей к широко раскинувшейся лесопарковой зоне, где по-прежнему раздавался гул насекомых и продолжался рост растений, хотя дело было осенью, что можно было определить по тому углу, под которым предметы отбрасывали тени на землю.

Я посмотрел на коричневато-черную жидкость, оставшуюся после выпадения осадков на поверхности тропы, и почувствовал, что мое детство наконец-то стало означать нечто большее, нежели оно означало ранее в тот же день или в любой другой день.

Ведь когда я был маленьким, мне нравилось играть в одну игру — пускать веточки в большой луже, казавшейся мне целым океаном во время летних каникул, в одном месте возле моего дома, где были припаркованы машины. Я встал на краю этой лужи в меркнущем свете проходящего года, да и моих собственных лет — ведь сейчас я гораздо старше, чем был тогда, когда был маленьким мальчиком, — и запустил пару веточек, сломанных с этой целью с ближайшей изгороди. Я смотрел им вслед, пока они плыли по поверхности лужи.

Тем октябрьским вечером во мне проснулась любовь к скорости и к самой жизни, причем такая же сильная, как та, что я испытывал, когда был тем мальчиком, и вот теперь я этот человек.

Арт на природе».

Люкс откашливается.

— Это не совсем похоже на тебя, — говорит она. — Я, конечно, плохо тебя знаю. Но судя по тому, что я знаю…

— Правда? — говорит Арт.

Они сидят в кабинете перед компьютером его матери.

— В реальной жизни ты не кажешься таким занудой, — говорит Люкс.

— Занудой? — говорит Арт.

— В реальной жизни ты кажешься отчужденным, но не настолько невыносимым, — говорит она.

— Что всё это на хрен значит? — говорит он.

— Ну, не таким, как это произведение, — говорит Люкс.

— Спасибо, — говорит Арт. — Пожалуй.

— Я хочу сказать, это не похоже на тебя настоящего, — говорит она.

— Но это и есть настоящий я, — говорит Арт. — Боюсь, никуда от этого не денешься.

— Чего ты боишься? — говорит Люкс.

— Ничего, это просто такое выражение, — говорит Арт.

— Что это была за машина? — говорит Люкс.

— В каком смысле — машина? — говорит он.

— В прямом, — говорит Люкс. — Машина. На которой ты доехал до лужи.

— У меня нет машины, — говорит он.

— Значит, ты взял ее напрокат? — говорит она. — Одолжил?

— Я не умею водить, — говорит он.

— Так как же ты добрался до этой деревни? — говорит она. — Тебя кто-то подвез?

— На самом деле я никуда не ездил. Я нашел ее по гугловским картам и по планировщику маршрутов в прокате машин, — говорит он.

— А, — говорит она. — А то, что тебе нравилось запускать палочки по воде, — это правда?

— Если уж быть точным, это не мое личное воспоминание, — говорит он. — Но это хороший обобщенный пример коллективного воспоминания, придуманного специально для людей, которые будут читать мой блог.

— И это был теплый октябрьский день? — говорит она. — Или это тоже выдумки?

— Это помогает людям вжиться в произведение, — говорит он. — Очень полезно указать место или время и сообщить небольшие подробности.

— Но это все ненастоящее? — говорит Люкс. — Все, что я только что прочитала.

— Ты говоришь, как Шарлотта, — говорит он.

— Это моя работа, — говорит она.

— Она тоже говорит, что я ненастоящий, — говорит Арт.

— Я не говорю, что ты ненастоящий. Я говорю, что это всё ненастоящее, — говорит Люкс.

— Само действие для меня настоящее, — говорит он. — Это типа помогает мне не сойти с ума.

Люкс кивает. Она смотрит на него (потом, когда он будет вспоминать этот разговор, ему будет казаться, что с нежностью).

Она снова переводит взгляд на экран. Минуту молчит. Потом говорит:

— Ясно. Понятно. Ладно. А сейчас расскажи мне о том, что произошло на самом деле, я имею в виду что-то настоящее, не для блога, какую-нибудь мелочь, которую ты действительно помнишь. В смысле из того времени, когда ты действительно был мальчиком, каким представляешь себя в том воспоминании о луже и веточках, которое ты придумал.

— Что-то настоящее? — говорит он.

— Что угодно, — говорит она.

— Ладно, — говорит Арт. — Хорошо. Я помню, как сижу у кого-то на коленях, не помню чьих. Я держусь за рукав ее одежды, она шерстяная, но похожа на кружевную, это шерсть с повторяющимся узором из дырочек. Я держусь за дырочки, а она рассказывает мне историю о мальчике, который смотрит на высокую ледяную стену, похожую на крутой обрыв, и он стучит в нее своей ручонкой, как будто лед — это дверь.