вообще непонятно как. Потому что, почувствовав запах еды, он одурел, потом вспомнил, что не ел уже больше суток, потом подумал, что нужно соблюдать приличия и аккуратно зачерпнул первую ложку. Но после первой ложки с ним что-то произошло, и он не мог заставить себя ни остановиться, ни замедлить процесс. Так они с Шариком и опустошали миски, будто наперегонки.

– Молодцы, – похвалила их Тиль, когда суп закончился. – Теперь чай с лепешками. И можно рассказывать, что там у тебя, Вик. Мы будем готовы слушать и думать. А то на голодный желудок я не могу думать. Не умею.

Лепешки оказались маленькими, светло-бежевыми безе. И где их Тиль здесь брала? Ну не пекла же в печке или на костре? Или пекла?

– Ты сама готовишь? – спросил Вик, доедая десятую.

Или двенадцатую. Кто считал-то?

– Сама, – кивнула Тиль. – Но ты не думай, никаких чудес. У меня нормальная плита. А в поселке обычный магазин.

Вик помолчал, переваривая информацию.

– А почему ты не хочешь жить в поселке? – спросил он, наконец.

– Потому что у меня Шарик. И потому что, – Тиль немного помолчала и посмотрела на часы. – Подождем до полуночи. Сам увидишь.

Вик кивнул. Подождать, так подождать. Не так и долго осталось.

– А ты пока рассказывай, – предложила Тиль.

И Вик рассказал. Про шрам на лбу у Норы, который затягивался только здесь. Про цветки папоротника. Про то, как ее родители забрали их у него и сбили машиной.

И все остальное тоже рассказал.

Тиль слушала молча, а Шарик ходил по комнате взад-вперед и иногда угрожающе рычал. Кажется, эта история с каждым словом не нравилась ему все больше. Ясное дело. Вику она тоже не нравилась.

– Я поняла, – сказала Тиль. – Мы должны выкрасть Нору. Вы вернетесь в ваш город или найдете какой-нибудь другой мир. Только подальше от ее родителей. Похоже, они в самом деле свихнулись от алых дождей. Это бывает, я слышала. И не так уж и редко бывает.

В этот момент Шарик издал странный гортанный звук.

– Полночь, – прошептала Тиль. – Прости, Шарик, сегодня мы не успеем поплавать. Видишь, мы не одни?

Вик изумленно посмотрел на нее. А она расхохоталась и вдруг подняла длинную юбку выше колен.

Вик замер. Потому что никаких колен не было. Из-под клетчатой ткани сверкал и серебрился русалочий хвост.

Тиль смотрела на него и хохотала хрустальным смехом, будто рассыпая мелкие звонкие камушки горстями по всем углам.

– Мне идет? – наконец спросила она.

– Очень, – ответил Вик через силу.

И тут же справился с собой.

– Да нет, правда, идет. А Шарик? Шарик тоже меняется?

– Нет, – покачала головой Тиль. – Шарик – серый береговой. Зачем ему меняться?

– А ты – русалка?

– Наполовину. У нас таких, как я, называют ночными русалками. Но в наше существование почти никто не верит. А я и не настаиваю. Я такую же девушку видела на Илге всего однажды. И то давным-давно.

– То есть, ночью ты не можешь ходить? – уточнил Вик.

– Ночью я могу ездить на Шарике, – объяснила Тиль. – Рассказывай, где живет твоя Нора.

И Вик начал рассказывать. Ему было не слишком уютно, но Тиль слушала внимательно и Шарик, кажется, тоже. В некоторых местах илговский береговой начинал по-собачьи рычать. А однажды, когда рассказ дошел до самого печального момента, тихонько заскулил.

– Ну что, Шарик? – спросила Тиль. – Пойдем?

Шарик кивнул. Вик изумленно посмотрел на кивающего зверя и вдруг до него дошло, на какой риск отправляются они все. Ладно он, Вик. Что ему терять? У него ничего и так нет. А у Тиль и Шарика была нормальная привычная жизнь. А что будет, если кто-то из них получит пулю? Или их поймают охраняющие кордон?

– Даже не думай, – сказала Тиль, будто прочитав мысли Вика. – Ненавижу таких людей. Они мне тоже сломали жизнь. Если бы не они, я жила бы сейчас с любимым человеком. Но они решили, что он мне не подходит. Слишком прост, слишком беден. И столкнули его с насыпи. А там была такая насыпь, что он сломал себе позвоночник. Нет, он остался жив. Мы с Шариком ходим к нему раз в неделю. Он живет в частном пансионе, с ним постоянно кто-то из медицинского персонала. Но главная беда даже не в этом. Когда он упал, то не только сломал позвоночник. Он ударился головой и сошел с ума. Все.

Тиль выдохнула и посмотрела на Вика.

– Его фактически убили люди, охраняющие кордон. Думаешь, я не хочу им отомстить?

– Но это же, наверное, другие? – осторожно спросил Вик.

– Те же, – уверенно ответила Тиль. – У нас время странно движется. Не линейно. И на кордоне люди служат много-много лет, если считать годы по-вашему.

– Но все равно виноват кто-то один?

– Нет, они там были все. И смеялись. И никто не заступился. Они не хотели меня отпускать с ним, потому что я умею предчувствовать погоду. А принять его к себе не хотели. Ну я уже сказала – слишком беден, слишком прост, все слишком. А потом, наверное, от стресса я перестала быть такой, как была. И моей голове стало наплевать, будет дождь, солнце или ветер. Они сперва думали, что я вру. Меня то били (Шарик опять зарычал), то запирали без еды. Но это ничего не дало. И тогда они на меня плюнули. И я ушла на берег Илга. Я же знала, что тут много разного. Я все надеялась, что найду для него какое-нибудь лекарство. А вместо этого научилась превращаться по ночам в русалку и нашла Шарика.

– Я знаю, – осторожно сказал Вик, – как ему помочь. Его нужно перевезти через кордон. Здесь живут только местные болезни и травмы. А там, за кордоном – только свои, а эти проходят. Я уже видел музыканта, у которого там неправильно срослись сломанные пальцы, а здесь он играет, как гений. И у моей Норы там на лбу был шрам, а здесь затянулся полностью.

– Тогда тем более, пошли скорее! – велела Тиль. – Только пообещай мне, пожалуйста… Тихо. Дослушай. Если мы с Шариком (или я одна) погибнем, попробуй ему помочь, ладно? Я дам тебе бумагу с адресом, где он сейчас. Это в соседнем поселке, ты легко его найдешь.

– Не смей такое говорить! С тобой все будет хорошо!

– Конечно, – легко согласилась Тиль. – Я прошу просто, на всякий случай.

К Илгу они спустились при свете луны и глаз Шарика. Те горели, как два зеленых фонаря. В кустах была спрятана плоскодонная лодка и два весла.

– Садись, – велела Вику Тиль. – Сиди на носу и