Как и на кубинских фабриках, книги для чтения выбирались не случайно; но в отличие от цехов, где вопрос этот решался общим голосованием, в монастыре выбор осуществлял настоятель. У кубинских рабочих любая книга могла стать (и во многих случаях становилась) личной собственностью каждого слушателя; а вот послушникам святого Бенедикта следовало избегать восторга, удовольствия и гордости, поскольку радость восприятия текста была общей, а не индивидуальной. Молитва к Богу, просящая Его отверзнуть уста чтеца, передавала акт чтения в руки самого Всемогущего. Для святого Бенедикта текст – Слово Божье – был за пределами личных предпочтений, если не за пределами понимания. Текст был непреложен, а автор (или Автор) являлся непререкаемым авторитетом. Наконец, молчание за столом, отсутствие отклика, было необходимо не только для того, чтобы обеспечить максимальную сосредоточенность, но и для того, чтобы предотвратить любые частные комментарии священного текста[243]. Позднее, в цистерцианских монастырях, которые основывались по всей Европе начиная с XII века, «Устав святого Бенедикта» использовался для упорядочения монастырской жизни, личные эмоции и желания приносились в жертву общим нуждам. Нарушения этих правил карались бичеванием, а преступников отделяли от паствы, изолируя от братьев. Одиночество и уединение считались наказанием; тайны были общим достоянием; личные занятия любого рода, интеллектуальные или иные, категорически не одобрялись; дисциплина была наградой тем, кто соблюдал все законы монастыря. В обычной жизни цистерианцы никогда не оставались одни. Во время трапезы их отвлекали от плотских радостей и приобщали к святому слову с помощью предписанного святым Бенедиктом чтения[244].

Среди мирян в Средние века также была широко распространена практика собираться вместе, чтобы послушать чтение вслух. Вплоть до изобретения печатного пресса грамотность не была широко распространена, книги чаще всего принадлежали богатым, были привилегией крошечной горстки читателей. Хотя некоторые из счастливых обладателей книг иногда одалживали их, они всегда делали это в пределах собственного класса или даже семьи[245]. Люди, которым хотелось познакомиться с определенной книгой или автором, часто имели больше шансов услышать текст при чтении вслух, чем взять в руки драгоценный том.

Существовали разные способы слушать текст. В начале XI века в европейских странах бродячие менестрели декламировали и пели собственные стихи или стихи своих хозяев-трубадуров, которые они хранили в памяти. Эти менестрели были артистами, работавшими на ярмарках и базарах, а иногда и при дворах. Чаще всего это были люди низкого происхождения, отвергавшие и защиту закона, и проклятия Церкви[246]. Трубадуры, такие как Гийом Аквитанский, дедушка Алиеноры, и Бертран де Борн, господин Отфорта, были чаще всего благородного происхождения и пели сложенные по всем правилам песни во славу своих недосягаемых возлюбленных. Из примерно сотни трубадуров XII–XIII веков, когда мода на них была в разгаре, которых мы знаем по имени, женщин было около двадцати. Похоже, что в целом менестрели были популярнее трубадуров, и интеллектуал Петер Пиктор, в частности, жаловался, что «кое-кто из верховного духовенства скорее будет слушать жалкие вирши менестреля, чем великолепно сложенные стансы серьезного латинского поэта»[247].

Совсем другое дело, чтение книжек вслух. Декламация менестрелей имела все свойства театрального представления, и ее успех или неуспех в первую очередь зависел от искусства исполнителя, поскольку сюжет был вполне предсказуем. Хотя при чтении вслух искусство чтеца также играет свою роль, все-таки главной составляющей является текст. Во время декламации менестрель исполнял стихи определенного трубадура, например знаменитого Сорделло; что касается публичного чтения, то слушателям предлагали анонимную «Историю лиса Рейнара», которую мог прочесть любой грамотный член семьи.

При дворе, а иногда и в более скромных домах книги читали семье и друзьям для наставления, а иногда и для развлечения. За обедом читали не для того, чтобы отвлечься от радостей желудка; наоборот, эти радости должны были стать более полными благодаря духовным развлечениям метод, распространенный еще в Римской империи. Плиний Младший упоминал в одном из писем, что, когда он ел в компании жены или друзей, ему нравилось слушать чтение вслух[248]. В начале XIV века графиня Махо из Артуа брала в путешествие всю свою библиотеку, запакованную в большие кожаные сумки, а по вечерам приказывала фрейлине читать ей вслух, были ли то философские труды или рассказы о далеких странах вроде «Путешествия Марко Поло»[249]. Грамотные родители читали своим детям. В 1399 году тосканский нотариус Сер Лаппо Маццеи просил своего друга, торговца Франческо ди Марко Датини, одолжить ему «Цветочки святого Франциска», чтобы он мог прочесть книгу вслух своим сыновьям. «Мальчиков это развлечет в долгие зимние вечера, – объяснял он. – Ведь ты же знаешь, книгу эту очень просто читать»[250]. В Монтайю в начале XIV века Пьер Клерг, деревенский священник, время от времени читал отрывки из так называемой «Книги о вере еретиков» тем, кто по вечерам собирался у огня; в деревне Акс-ле-Терм приблизительно в то же время крестьянина Гийома Андоррана застали за чтением вслух еретического Евангелия матери и передали его в руки инквизиции[251].

На примере написанного в XV веке Евангелия от прях видно, каким изменчивым может быть это неформальное чтение. Рассказчик, старый ученый человек, «однажды после ужина, в одну из долгих зимних ночей между Рождеством и Сретением», посетил дом престарелой дамы, где часто собирались живущие по соседству женщины, «чтобы прясть и говорить о многих веселых и незначительных вещах». Женщины, отметив, что их современники мужчины «бесконечно строчат гнусные сатиры, позорящие честь женского пола», попросили рассказчика посещать их встречи до их полного завершения и действовать в качестве секретаря, пока женщины будут читать о взаимоотношениях полов, любовных интригах, браке, суевериях и местных обычаях и комментировать все прочитанное с женской точки зрения. «Одна из нас начнет читать и прочтет несколько глав всем присутствующим, – с энтузиазмом объясняла одна из прях, – чтобы мы могли как следует запомнить их и навеки сохранить в своей памяти»[252]. В течение шести дней женщины читали, перебивали друг друга, комментировали, возражали и объясняли и при этом наслаждались так явственно, что рассказчик счел их легкомыслие утомительным, хотя все же записывал все их слова, заметив, однако, что в их комментариях «нет ни смысла, ни рифмы». Рассказчик, без сомнения, привык к более формальным схоластическим изысканиям мужчин.