него одну из трех своих карточек, по которым было распределено восемьдесят миллиардов, я, словно не веря в происходящее, провела указательным пальцем по экрану банкомата, чтобы посчитать количество цифр, сложенных в пугающую сумму. И что с такими деньгами делать?.. Упершись руками в бока, я огляделась по сторонам, будто ответ на вопрос о том, как именно мне распорядиться такой пугающей суммой, мог всплыть в пустующем холле провинциального торгового центра. Но вот чудо – ответ действительно всплыл: мой взгляд зацепился за вывеску магазина Apple.

Буду стараться везде расплачиваться картой, но наличные нужно иметь на руках – не зря ведь в придачу к рюкзаку я обзавелась красивым чёрным кошельком? Пожалуй, для приличной страховки пяти с половиной тысяч долларов вполне должно хватить…

Я обзавелась новым мобильным телефоном и зачем-то согласилась на уговоры продавца, и прикупила еще и наушники, которыми никогда не пользовалась. Однако приобрести сим-карту без документов оказалось невозможным, так что, очевидно, следующее, с чем мне предстоит разобраться – это добыча паспорта для моей новой личности. Но перед этим, конечно же, мне срочно необходимо утолить свой дикий голод.

Выйдя из торгового центра, я пересекла парковку и выбросила в переполненный мусорный бак последние улики: остатки одежды восьмидесятилетней Мирабеллы Армитидж. Вслед за пакетом с одеждой полетела черепаховая заколка, которую я заменила резинкой: пропущенный через крепление кепки хвост, как и моя новая одежда, был для меня непривычен и удобен одновременно. Никогда прежде я не носила хвостов: в детстве у меня были густые косы, в юности пошли в ход укладки при помощи цветных лент, следующим этапом стали разномастные заколки и гребни. Поймав себя на мысли о том, что с хвостом меня точно никто не узнает, я тяжело вздохнула, признав глупость своего страха быть кем-то узнанной, ведь все, кто действительно мог бы меня узнать такой, уже давно мертвы, а те немногие приближенные ко мне люди, которые знали меня последние годы моей старости, не помнят меня такой молодой. Джерри, Тиффани и Закари появились у нас с Геральтом, когда мне уже было тридцать шесть лет, то есть мой самый молодой образ, который им может быть доступен по их детским воспоминаниям – я в сорокалетнем возрасте. Двадцатилетней они меня не видели, да и если бы видели, запомнили бы девушку в цветастом платье, а не девушку в джинсах и кепке. Нет, они меня теперь не узнают даже если мы столкнёмся лоб в лоб. По крайней мере, я очень сильно надеюсь на это. Больше надеюсь только на то, что никакого столкновения лоб в лоб не случится. Уж я-то сделаю всё возможное, чтобы этого никогда не произошло.

– Теперь тебя зовут не Мирабелла, – ухватившись руками за широкие лямки рюкзака, удобно висящего за моей спиной, вслух заговорила я, таким образом стараясь привыкнуть к новому звучанию собственного голоса. – Теперь ты Рашель. Запомни это… Не так уж и сложно: не Мирабелла Рашель Армитидж, а просто Рашель, – сдвинув брови, я подумала над тем, не стоит ли мне сменить и фамилию тоже, но она всё ещё оставалась для меня слишком дорога – под этой фамилией я родилась и прожила всю свою жизнь, эту фамилию носили самые дорогие мне мужчины: мой отец, мой муж и мой сын. Всё-таки греющую душу фамилию менять не хочется. Мало ли Армитиджей в США? Однофамильцы не редкость в нашей стране. – Ну что ж, поздравляю тебя с твоим первым днём рождения, Рашель Армитидж. Восемьдесят лет минус шесть кубиков вакцины доброго гения Боффорта… Похоже, тебе двадцать лет. – Желудок отозвался на мои слова непрошенным, режущим слух рёвом, от силы которого я даже закусила нижнюю губу. – Главное, новорождённая, не вздумай умереть с голода, имея в своих карманах восемьдесят миллиардов.

Затёртая пиццерия с обшарпанными стенами неопределённого цвета и покосившимся логотипом над стеклянной дверью стояла сбоку от торгового центра и была первым заведением, попавшимся мне на глаза, в котором я могла утолить свой голод. Внутри оказалось всего пять откровенно старых столиков, каждый на четыре персоны, из посетителей была только я и двое небритых мужчин, занявших один из крайних столов. Я заняла дальний от них столик у стены и сразу же озвучила заказ подошедшему ко мне официанту: большая пицца “Микс сыров” и большая порция малинового лимонада. В итоге уже спустя двадцать минут я съела огромную пиццу – всю целиком! – выпила две большие порции малинового лимонада и ещё купила себе три полулитровые бутылки негазированной воды, одну из которых влила в себя сразу же. Сразу после выпитой бутылки пришлось отлучиться в туалет, в котором я мочилась, по ощущениям, целую минуту.

Сидя на толчке, перед этим предусмотрительно облепленным мной слоями туалетной бумаги, я думала о том, что я не только цвета стала ощущать ярче, а звуки чётче, но и на ощупь всё стало как будто чувствительнее, а что касается вкусов – я едва не прослезилась от обыкновенной пиццы и лимонада! Первые куски и глотки я старалась делать сдержанно, но едва ли у меня удавалось… Наелась ли я? Как будто да, но точно не переела. А ведь это была большая сырная пицца – калорий, должно быть, миллион. Прежде я наедалась двумя кусочками…

Вымыв руки при помощи жидкого мыла, которое невообразимо ярко пахло лавандой, я вернулась в зал и увидела парня-официанта стоящим напротив моего столика с растерянным взглядом. Мужчины с устрашающим видом уже ушли…

– Что такое? – сев назад за столик, решила поинтересоваться я.

– Думал, что ты ушла не расплатившись.

– Я ведь еще не допила лимонад, – мой взгляд зацепился за бейдж собеседника, гласящий о том, что я веду диалог с Олдином Флейтвуллом. На первый взгляд парню могло быть около двадцати пяти лет – растрепанные, хотя и не слишком длинные каштановые волосы, лёгкие тени под глазами, указывающие на некоторую усталость, среднего телосложения, однако высоковат. Он начал протирать мой стол, на котором остался только пластмассовый стаканчик с недопитым лимонадом.

– Я-то думал, что находящаяся на седьмом месяце беременности Холли много ест, но, видимо, я ошибался, – ухмыльнулся парень, намекая на то, что я многовато за один присест съела, как для хрупкой девушки. Парень, явно скучающий в пустующей пиццерии, продолжал делиться со мной личной информацией. – Холли – это моя девушка. Она, кстати, примерно твоего возраста.

– Вот как? – я замерла. – И сколько же ей лет?

– Ей восемнадцать, – он выпрямился с тряпкой в руках и окинул меня оценивающим взглядом, после чего, с задумчивым