Полицейские явно ждали ответа на вопрос, почему я ни словом не упомянул о том, что Фарли включил меня в завещание. Они смотрели на меня, всем своим видом говоря: «У нас времени много», который обычно значит, что через пять минут человек предпочел бы оказаться в пабе.

– Ах да, это было немного неожиданно, – лениво проронил я, намеренно растягивая слова.

– В самом деле, сэр. Вам было известно, что мистер Фарли переписал завещание всего две недели назад? В вашу пользу?

Я ответил, что не знал. Он подался ближе ко мне. Должен сказать, к частному пространству я отношусь достаточно трепетно, и уж если пожелал бы общаться с кем-либо на близком расстоянии, то с пылкой нимфеткой, а не с распаренным полицейским. В обычных условиях я отшатнулся бы, но сейчас почувствовал, что для моего проницательного собеседника подобная реакция послужит неопровержимым доказательством виновности, и потому отпрянул медленно, насколько это вообще возможно.

– Вот такие вещи дают профессиональным детективам повод для беспокойства, сэр. Что, по вашему мнению, скажет на это суд, сэр? – промолвил № 1 таким голосом, что одноногий пират Джон Сильвер по сравнению с ним выглядел бы благовоспитанным, интеллигентным тихоней. «Сэр» он произносил как «сарррр», и звучало это у него как «ублюдок» или «подонок». Видимо, слово «сэр» лишь до известного предела означает вежливое обращение к собеседнику.

– Что он был щедрым и внимательным другом? – предположил я, искренне желая помочь. Из меня явно делали главного подозреваемого, потенциального убийцу, но, вместо того чтобы пугаться, я чувствовал себя до странности польщенным. В наши дни так редко кто-нибудь проявляет неподдельный интерес к твоей персоне. Кроме того, о тех убийцах, которых показывают в кино и по телевизору, говорят все, а я теперь практически поднялся до уровня их известности, пробился в заголовки воскресных выпусков желтой прессы: «На чистую воду: злобный интриган утопил друга» или «Обаятельный прожигатель жизни сказал: «Я сделал это, потому что он мне надоел». Я на миг почувствовал, что такое совершить некий поступок, найти в себе силы выбиться из толпы. Хотя, пожалуй, ничего подобного я не ощущал бы, если б убил Фарли на самом деле.

– Не люблю, когда мне лгут, сэр, – процедил № 1, пытаясь оказать на меня моральное давление. По-моему, тихая угроза всегда самая действенная, но № 1 явно сделал выбор в пользу громких эффектов.

– Мы не любим, когда нам лгут, – вступил № 2, решив, что заявление коллеги нуждается в поддержке.

– Тогда вы, наверное, ошиблись с выбором работы, – брякнул Джерард. Его любовь к правде, как я уже упоминал, иногда существенно отягощает нашу дружбу. Сам он, разумеется, полагал, что удачно сострил, ибо после рассказывал об этом Лидии раз пять, не меньше.

Я позволил себе еле заметно ухмыльнуться (когда меня тянет ухмыльнуться, я пытаюсь сдержаться и в результате выгляжу довольно глупо). Клянусь, я видел, как при этом оба полицейских взялись за дубинки, хотя никаких дубинок при них в помине не было.

Детектив № 1 отстранился.

– В беседе со следователем Эрроусмит вы сказали, что мистер Фарли пробыл в воде не более двенадцати часов. Откуда вы это знали?

– Не знал, а только предположил, что он покончил с собой накануне вечером.

– Почему?

– Ну, он вряд ли решился бы на самоубийство до выходных, верно? – подал голос Джерард.

– Но почему?

Полицейские были явно озадачены.

– Потому что пропустил бы субботний вечер.

При других обстоятельствах я бы непременно заметил, что субботний вечер в парке развлечений «Золотые пески» в Пэдстоу или где там он был скорее способен подтолкнуть человека к встрече с вечностью, но сейчас решил придержать язык.

Сыщики переглянулись.

– Почему вы думаете, будто в ту субботу он планировал идти развлекаться? – спросил № 2.

– Планировал? Что вы имеете в виду? – удивился Джерард.

«Резонно», – подумал я.

– Планировал. Готовился, настраивался.

– Да не стал бы он планировать, правда, Гарри?

Наши гости перестали что-либо понимать.

– А почему он не стал бы планировать?

Здесь я счел полезным вмешаться:

– Мы… он… в этом смысле ничего не планировал. Просто ждал, кто позвонит.

О таком легкомысленном отношении к договоренностям полицейские имели весьма смутное представление.

№ 1, с вымученным терпением школьного учителя старой закалки, вынужденного преподавать на демократических началах, предпринял еще одну попытку:

– Тем не менее вы знали, что он куда-то собирается. Откуда?

– Потому что дело было в субботу вечером, – сказал Джерард, а я из мужской солидарности кивнул.

– Вы хотите сказать, что этот парень в возрасте тридцати двух лет каждую субботу ходил развлекаться?

– Да, – ответил Джерард.

– Куда? – спросил № 1.

– Куда угодно, – пожал плечами Джерард. – В основном на вечеринки и в клубы. Где дискотеки.

Последнее слово он произнес с нажимом; так, наверное, белые поселенцы объясняли появление «железного коня» угнетенным массам, ранее известным как краснокожие индейцы. Я задумался о враждебном отношении Джерарда к полиции; не столько о причинах – у него они почти такие же, как у меня, плюс вечное ворчание о пустых разговорах, не имеющих к нему никакого отношения, – но о его мудрости и, более того, об откровенной смелости. Пойти на риск в представлении Джерарда значит купить две пинты молока вместо одной и молиться, чтобы мы успели выпить его прежде, чем оно скиснет. Тем не менее, похоже, как фельдшер он больше, чем я, привык иметь дело с полицией, которую по старинке величал «аппаратом государственных репрессий».

№ 1 сжал челюсти. № 2 скорбно глядел на чайник.

– Старейший гуляка в городе, а? – сказал № 1, имея в виду: «Самый умный, что ли?» Его определенно пугал образ жизни покойного Фарли, ныне трупа.

Только тут я впервые поднял глаза на наших гостей. В своем описании постараюсь быть добрым. Как я уже упоминал, оба они были толстыми, но не рыхлыми, а мощными и крепко сбитыми. Перейти дорогу кому-либо из них лично мне не хотелось бы. Их толщина была результатом еды на бегу, килограммов готовых котлет и литров пива бессонными ночами на работе. То была толщина функциональная, необходимая, чтобы припереть преступника к стене или загородить собой дверной проем. Мне они были настолько несимпатичны, что я не мог взять в толк, как им удается играть в «хорошего следователя и плохого следователя». А может, они играли в плохого и очень плохого следователя, хотя лично я не взялся бы угадать, кто из них есть кто.

№ 1 был плешив. Голова его напоминала типичную болотную кочку: волосы буйно топорщились по краям абсолютно гладкой выпуклости. Точно в качестве реванша за позорно голую макушку, растительность над верхней губой была на диво пышна и обильна. Есть люди, от роду обреченные быть лысыми; другие лысеют из-за стрессов и недостатка ухода за волосами, а на некоторых эта напасть наваливается вдруг, в особенности после скучных одиноких ночей и ежегодных обедов в регби-клубе. № 1, похоже, облысел сознательно, ибо это соответствовало его внутреннему настрою, дождливым дням в переполненных народом городах и длинным очередям в супермаркетах после работы.