Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какие у него планы? Или пока так далеко не загадывает?
— Думает, конечно. Сами понимаете, после лечения его комиссуют, — Мясоедов с сожалением вздохнул, — к оперативной работе уже никак не вернется, а ничему другому он и не обучен особо. Так что у нас он вряд ли останется. Говорит, что в частную контору зовут, куда точно, я не знаю, какая-то служба безопасности.
— Тоже вариант, — согласился Реваев, — опыта у Димы достаточно, в том числе и плохого, но это для мозгов тоже полезно.
— Ну да, — кивнул, Жора, — как говорится, за одного битого… Вика, ты там не спишь? — Он оглянулся назад.
Виктория действительно сидела на заднем сиденье с закрытыми глазами, и казалось, что она дремлет.
— Не сплю, — она открыла глаза, — я думаю.
— Думаешь — не поспать ли? — рассмеялся Мясоедов.
— Думаю — зачем я с вами еду? Мне кажется, вы и вдвоем прекрасно со всем справитесь.
— Ну так это только Юрий Дмитриевич знает, — протянул Жора, — так что ты у него спрашивай. Он сегодня в настроении, может, что и ответит. Да, Юрий Дмитриевич?
— Виктория, вы действительно собираетесь строить свою жизнь вместе с этим балаболом? — теперь обернулся Реваев. — Подумайте, когда-нибудь он заболтает вас до смерти.
Крылова смущенно покраснела и бросила взгляд на Жору, который с невозмутимым видом управлял внедорожником.
— Что касается того, зачем вы с нами едете, то у меня есть к вам просьба. Я бы хотел, чтобы вы провели допрос.
— Допрос? Я? — удивилась Крылова.
— Ну а что такого? В свое время вы неплохо поработали с этим пареньком, Хроминым. Да и мать его вы отлично разговорили. Так что мне кажется: допрос — это ваша стихия.
— И кого надо допросить? Я же правильно понимаю, мы едем к Локтионовой?
— Правильно, — согласился Реваев, — но с Локтионовой поговорю я сам. Для этого вы не сгодитесь.
— Это почему же? — вспыхнула Виктория.
— Вот видите, — улыбнулся полковник, — как все просто. Только что вы совсем не горели желанием вести допрос, а сейчас прямо пылаете от возмущения, когда вам не дают это сделать. Что касается Локтионовой, вы и сами должны понимать. Она — сорокалетняя красивая женщина, вы тоже красивая женщина, но только моложе. Она будет подсознательно чувствовать в вас соперницу и не раскроется. Так что с ней беседовать буду я. А вы поговорите с Надей, ее дочерью. Вам будет проще, чем мне, вызвать ее на откровенный разговор.
Крылова задумалась, не уверенная, что ей стоит соглашаться с предложением Реваева.
— Понимаете, Вика, в общении с подростками я как-то теряюсь, — неожиданно сбивчиво начал объяснять полковник, — особенно когда подросток — девочка. Мне трудно понять ход их мыслей. Так что, — Реваев смущенно улыбнулся, — я очень на вас рассчитываю.
— Хорошо, — приняла решение Крылова, — о чем я должна ее спрашивать?
— А это я вам сейчас объясню, — оживился Юрий Борисович.
Сидевший за рулем Мясоедов покосился на полковника и молча улыбнулся. Методы убеждения Реваева, как всегда, действовали безотказно. «Трудно понять ход мысли», — это же надо такое сказать. Неужели Викуся действительно поверила. Что Реваеву может быть трудно что-то понять. Или это был театр двух актеров?
Жора на мгновение обернулся, но ему не удалось встретиться глазами с Викторией, внимательно слушавшей объяснения Реваева.
Когда черный «террамонт» Мясоедова подъехал к воротам особняка Локтионовых, из сторожки вышел высокий, крепко сложенный мужчина, несмотря на жару одетый в темный строгий костюм. Жора выставил в окно удостоверение. Мужчина кивнул и, нажав кнопку на брелоке, отворил ворота.
Предупрежденная о предстоящем визите, Полина встретила посетителей на крыльце. Как и прошлый раз, она не пыталась скрыть свое недовольство.
— Вы так часто нас посещаете, — она начала говорить, когда шедший первым Реваев был еще метрах в десяти от нее, — словно здесь не дом, где живет семья убитого человека, а дом, где, наоборот, собрались одни убийцы. Зачем вы арестовали нашего сторожа?
— Здравствуйте, Полина Игоревна, — невозмутимо поприветствовал ее Реваев, — жаль, что наш визит вас так расстраивает. Уверяю вас, мы к вам с самыми благими намерениями.
— Вы не ответили на мой вопрос, — не отреагировала на приветствие Локтионова, — зачем вы забрали Алексея? Вы что, считаете, что это он убил Анатолия?
— Полина Игоревна, — вздохнул Реваев, — давайте не будем так нервничать. Вашего сторожа задержали, потому что есть серьезные сомнения в его невиновности. Возможно, наш сегодняшний разговор поможет эти сомнения развеять, так что у вас тоже должна быть заинтересованность в том, чтобы мы могли откровенно поговорить. Если, конечно, судьба Алексея вам действительно небезразлична, — добавил Реваев, — и давайте пройдем в дом, говорят, июльское солнце небезопасно для кожи.
Локтионова снисходительно оглядела полковника с головы до ног, но все же согласилась:
— Пойдемте, сегодня и впрямь припекает.
Она направилась в дом. Реваев и Виктория, переглянувшись, последовали за ней.
— Я, пожалуй, поброжу по округе, может, чего интересного увижу, — буркнул им вслед Жора.
В гостиной Локтионова непринужденно устроилась на диване, поджав под себя ноги. Реваев и Крылова расположились в креслах напротив.
— Итак, ваши вопросы. — Локтионова выжидательно смотрела на полковника.
— Прежде чем перейти непосредственно к вопросам, — подался вперед Реваев, — у меня есть одно небольшое предложение. Что, если, пока мы с вами здесь будем общаться, моя коллега, — он показал на Викторию, — немного побеседует с вашей дочерью?
— С какой стати? — нахмурилась Локтионова. — И к тому же, я проконсультировалась у юриста, вы не можете допрашивать ее в мое отсутствие. Ей нет еще четырнадцати лет.
— Вы совершенно правы, но речь не идет о допросе как таковом, — мягко настаивал Реваев, — если какие-то вопросы девочке не понравятся или вдруг будут непонятны, то она на них может не отвечать. Но уверяю вас, Виктория — достаточно опытный сотрудник и у нее замечательный подход к детям.
— Молода она для опытного сотрудника. — Полина бросила оценивающий взгляд на Крылову.
— Ну что вы, — возразил Реваев, — так только на моем фоне кажется. Тридцать пять лет — вполне зрелый возраст.
Брови Крыловой дернулись вверх от изумления, но благополучно успели занять свое привычное место, прежде чем Локтионова вновь уставилась на нее.
— Тридцать пять, однако, — хмыкнула она, — я думала…
Что именно она думала, Полина уточнять не стала. Еще немного поколебавшись, она взяла в руки смартфон.
— Надюшенька, солнце, спустись к нам, пожалуйста, — ласково проворковала она в трубку.