На тумбочке есть лампа, кабели для зарядки, пустой пластиковый стакан с какого-то спортивного соревнования. Может, тут стоял и стеклянный стакан. А может, рамка для фото. Я закрываю глаза, пытаясь внутренним взором увидеть тумбочку и вещи на ней. Ничего путного в голову не приходит. Однако мне вспоминается, что Калеб постоянно скидывал с этой тумбочки вещи. Он называл ее «зоной риска». У нас это стало шуткой: не клади на тумбочку ничего, чем дорожишь. Калеб во сне раскидывал руки. В детстве он опрокинул лампу, и с тех пор новая лампа стоит вне его досягаемости.

Как-то в мае я заглянула к нему и увидела его рассматривающим порезы от разбитого стекла на пальцах вокруг костяшек. Он разбил что-то во сне. Но я, хоть тресни, не могу вспомнить, что именно. Какого предмета не хватает в его комнате.

– Калеб… – Я хотела посоветовать ему показаться врачу, зашить порезы или хотя бы забинтовать руку, но он углядел из окна Макса с полотенцем на плече, и его губы растянулись в улыбке.

– Макс! – крикнул он. – Стой на месте! – Затем бросил мне: – Идем.

Калеб стащил меня за собой вниз по лестнице, мимоходом захватив из бельевого шкафа на втором этаже два полотенца. Я лихорадочно пыталась не отставать.

– Я думал, мы запланировали это на завтра, – сказал он, выйдя к Максу во двор.

Макс посмотрел на небо.

– Завтра может пойти дождь. Лучше перенести это на сегодня. – Он кивнул мне и запоздало поприветствовал: – Джесса.

Я тоже взглянула на сероватое небо.

– Что лучше перенести на сегодня?

Улыбка Калеба стала еще шире.

– Увидишь.

* * *

Мост находится в соседнем городке от дома Калеба, по дороге на пляж. Река Олд-Стоун протекает через наш город и через следующий, после чего впадает в океан. Большую часть времени она не кажется опасной. Ее воды с моста выглядят мирными и спокойными. Мы втроем стояли, прислонившись к ограждению автодорожного моста с односторонним движением. Калеб оставил машину на обочине, за поворотом. Я потрясенно качала головой. И делала это с того самого момента, как осознала, чего ожидают от меня парни.

– Чего ты боишься? – спросил Калеб.

– Акул, – ответила я. – Утонуть. Размозжить голову. Сломать ногу. Угодить под арест. – Калеб с Максом таращились на меня, не понимая, серьезно я это говорю или шучу. – Мне продолжать?

– В реках не водятся акулы, – отозвался Калеб.

– Во-первых, не отнекивайся, ты видел «Челюсти». Во-вторых, этот фильм основан на реальных событиях. В-третьих, на реальных событиях, произошедших здесь.

Щеки Калеба грозили треснуть от широченной улыбки. Его забавляли мои многочисленные страхи.

– Сегодня в реке нет ни одной акулы, – сказал он. И я почему-то поверила ему. Я всегда ему верила.

– А что насчет остального списка?

– Я прыгну первым. И не дам тебе утонуть.

И не дав мне времени на возражения, забрался на металлическое ограждение ко мне лицом, раскинул руки, улыбнулся и шагнул назад. Бросившись вперед, я увидела, как он шлепнулся в воду.

– Давай же, Джесса! Вода приятная, – позвал он, вынырнув и смахнув с глаз мокрые волосы.

Я подумала о порезах на его руке. Об акулах под водой. О камнях, корнях и грязи. А затем под моими ногами завибрировал мост.

– Машина! – крикнул Макс Калебу, схватил меня за руку, понесся к дальнему концу моста и нырнул за стоящие у дороги деревья.

Я пыхтела, как паровоз, к тому времени, как мимо промчалась машина.

– Слушай, – почти шепотом произнес Макс. – Ты не попадешь под арест, потому что мост слишком узкий и водителям приходится снижать скорость. Мы чувствуем приближение машин прежде, чем водители могут нас заметить. Ты не сломаешь себе ногу, потому что река глубже, чем кажется. Уровень воды сейчас выше, чем в прошлом году, а я и тогда не мог достичь дна ногами. И ты не ударишься головой о заграждение, потому что наклонишься вперед и я буду держать тебя, пока ты не скажешь мне тебя отпустить. Хорошо?

Было жарко и влажно, Макс говорил грудным голосом и стоял очень близко ко мне.

– Хорошо, – кивнула я.

Он шагнул назад, на дорогу.

– Тогда давай сделаем это.

Я вернулась к тому месту, с которого прыгал Калеб, и увидела внизу его самого.

– Готова, Джесса? – спросил он.

Я скинула шлепанцы, перелезла через ограждение и задержала дыхание. Макс положил ладони мне на талию, стоя по другую сторону поручня.

– Наклонись вперед, – сказал он.

И я послушалась. Затем посмотрела вниз – чего совершенно точно не надо было делать. Калеб внизу скандировал мое имя. Вода казалась неподвижной и темно-синей. Руки Макса напряглись на моей талии, пальцы крепко держали меня. Я прикрыла глаза и вытянула руки, представляя себя бесстрашной девчонкой.

– Отпускай, – попросила я. Почувствовала, как Макс отпустил меня, и… ощутила падение.

Вода была холодной, и у меня перехватило дыхание, когда я в нее бухнулась. Миг спустя я уже вовсю гребла руками, выбираясь к поверхности, к солнцу. Выплыв, хватанула ртом воздух. Калеб с улыбкой подплыл ко мне. Он смеялся, и я тоже залилась смехом.

– Вот видишь, тебе понравилось! – Он потянулся к моей руке. – Сказал же, что не дам тебе утонуть.

Макс с разбегу запрыгнул на ограждение моста, оттолкнулся от него ногой и бомбочкой бултыхнулся в реку. По воде пошли круги. Мы поплыли к берегу, и когда выбрались из воды, Калеб обронил:

– Я же сказал тебе, что она прыгнет.

Макс застонал и забрался на мост, чтобы прыгнуть еще раз. Калеб взглянул на меня так, словно гордился мной.

– Софи так ни разу и не прыгнула, – шепнул он.

Мне хотелось сказать ему, что я тоже не прыгала. Что я просто попросила Макса меня отпустить, и сила тяжести взяла свое. Мне помог Макс. Держал меня, пока я не была готова. Я наклонилась вперед и просто упала.

Я дергаю на себя ящик прикроватной тумбочки. Может, там лежат осколки разбившейся вещи? Однако ящик практически пуст. В нем лежат карандаш, скрепка, написанный от руки список – смятый и снова разглаженный. Похоже, это список школьных дел на конец учебного года. «Экзамен по литературе. Библиотека. Экзамен по естествознанию. 22. Открытка для Дж.».

Экзамены у нас проходили в июне. Что может означать число двадцать два? И в честь чего Калеб хотел подарить мне открытку? Ничего в голову не приходит. Да и ни одной открытки не помню. Затем до меня доходит. «Дж.» – это Джулиан. А двадцать два – это дата. Двадцать второе июня – вечеринка брата в честь окончания школы.

* * *

Калеб не пришел на нее. Я постаралась не выдать лицом своего разочарования, так как Джулиан был счастлив и у нас дома собрались все его – нет, наши – друзья. Я знала, как все потрудились ради сегодняшнего дня, какие смешанные эмоции испытывали родители: они радовались за сына, но грустили из-за того, что им предстояло отпустить его из родного гнезда.