Я прыгнул в автобус, поехал на рынок, прошелся по рядам и кое-что прикупил. Все это время мне приходилось трепетно прижимать к груди сумку и постоянно оглядываться. Ворья здесь, чтоб вы знали, пруд пруди. Куда только полиция смотрит?!

Потом я с часок повалялся на пляже и от души повеселился, наблюдая за тем, как мужик, расположившийся неподалеку, укладывал в пакет кошелек, часы и телефон, а потом зарывал его в песок. Граждане, будьте бдительны! Храните деньги в банках, желательно трехлитровых, а их — под кроватью. Перед выходом на пляж оставляйте все ценное в гостиничных сейфах, не балуйте нас, ворюг.

Я дождался, когда сосед удалится в воду, и через некоторое время тоже ушел. В душ. Поплескался в пресной водичке, примерил обновки: амулет на толстой, почти золотой цепи, перстень местной работы, пеструю рубашку и панамку-дебилку. Глянул в зеркальце, висящее на стене кабинки, — буэно! Самый настоящий идиот, в смысле турист.

Я перекусил в кафе на улице, на десерт порадовал себя рюмкой местного пойла. Не столько выпил, сколько пролил на грудь и рубашку, чтобы воняло.

Я глянул на часы — пора. День прошел неплохо, и завершить его надо на мажорной ноте, там, где бьет по ушам музыка, рекой льется спиртное, шастают косяками дорогие бабы и полным-полно пьяных баранов с толстыми кошельками, то есть на набережной в Барранко.

Походкой фланирующего гепарда я прошелся под пальмами, выслушал маркетинговые планы двух сеньорит и без колебания отверг их, а потом едва не увязался следом за третьей. Уж больно хороша была чертовка.

Я заглянул в несколько баров и наконец нашел именно то, что мне было нужно. Я вошел в заведение, походил, осмотрелся. Потом протолкался к стойке, заказал местного пива по цене французского шампанского и принялся водить глазами по сторонам. Шлюхи, немцы, англичане, местные мажоры, опять девки.

А вот и… неужели? Точно! То, что доктор прописал: здоровенный, в полтора центнера весом, бритоголовый кабан. Шорты, соломенная шляпа здешней работы, сандалии на босу ногу, гавайская рубашка, расстегнутая до пупа. Толстенная «котлета» вечнозеленых американских денег в нагрудном кармане. Красная щекастая протокольная морда, недобрый взгляд с прищуром. Сразу видно, наш кадр. Ощутимо запахло Родиной.

Я краем глаза заметил, как сделал стойку, а затем начал выходить на позицию мой коллега из местных, тщедушный хлыщеватый юнец в ярком тряпье. Подозреваю, с того же рынка, где отоваривался и я.

Когда он проходил мимо, я спрыгнул с высокого табурета, совершенно случайно, зато со всей дури наступил пяткой ему на ногу и, конечно же, угодил по пальцам.

— Прошу прощения.

Он только зашипел в ответ.

Я подошел к здоровяку поближе и бросился ему на шею.

— Братан, как сыграл «Зенит»? — осведомился я и интеллигентно отрыгнул в сторонку.

— Ты чего, питерский?

— Коренной, с Лиговки. — Я промокнул рукавом взмокшую физиономию. — Пятый день в штопоре, сам понимаешь…

Он вдруг зарычал и смачно приложил меня туда, где грудь теряет свое благородное название и начинается собственно пузо.

Я крякнул, отлетел на метр с лишним, постоял согнувшись, потом с усилием приподнял голову и прохрипел:

— Эй, братан, я не понял!

— Мордовский лось тебе братан! — К этому времени музыка смолкла, поэтому вопль моего земляка прогремел по всей набережной. — Козлы питерские, в России от вас не продохнешь, так еще и сюда приперлись! — Наверное, мой новый друг болел за «Спартак» или просто не вписался в вертикаль власти.

— За слова ответишь, — жалко пробормотал я, подхватился и, придерживая пузо руками, затрусил в сторону туалета.

Я заскочил внутрь, приоткрыл окошко и, кряхтя, полез в него. Кулак, между прочим, у моего дорогого земляка оказался здоровенный, да и удар очень даже ничего себе.

Я выскочил во дворик и затрусил прочь. Дело сделано, больше мне здесь светиться не стоит, уже примелькался.

Трое аборигенов вышли на свет и заступили мне дорогу. Стройный, как клинок, персонаж в кожаных брюках в обтяжку и такой же жилетке на голое тело, высокий толстый мужик и давешний знакомый, с которым мы недавно столкнулись у стойки бара. Для него это закончилось неудачно. Он стоял, как аист, на одной ноге, поджав вторую.

— Хорошо поработал? — с усмешкой спросил тип в кожаном наряде, явно главный в этой банде.

— Не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотал я, оглядываясь.

— Это наш бар, — продолжил тот. — Чужие здесь не шустрят. — Он грозно нахмурил брови, вынул руку из кармана.

Раздался щелчок, и, как пишут в романах, «луч света пробежал по холодной стали клинка».

Ножик у него, кстати, оказался так себе, средней паршивости, но и таким при желании можно порезать оппонента на ленточки для бескозырки. Главарь приблизился и остановился в шаге от меня, трепещущего.

— Деньги! — шипящим шепотом скомандовал он, крутанул между пальцами нож и взмахнул рукой.

Клинок со свистом рассек воздух в паре сантиметров от моей физиономии. В вечернем воздухе остро запахло смертью, или же это я обделался со страха.

— Сколько? — дрожащим голосом спросил я, передвинул сумку на грудь и расстегнул молнию.

Первое правило выживания: если тебя пугают, сразу начинай бояться.

— Ты что, придурок, не понял? — Парниша расхохотался. — Все, что настриг.

Его здоровенному приятелю между тем стало скучно стоять просто так, изображая ландшафт, и он решил подойти к нам поближе.

— Послушайте, сеньоры, произошло явное недоразумение. — Я испуганно оглянулся по сторонам и окончательно успокоился.

Кроме трех гопников никого другого здесь не наблюдалось. Самое время заканчивать эту оперетту.

— Давайте договоримся. У меня здесь… — Я засунул руку в сумку.

Вот тут-то все сразу и произошло. Первый парень на деревне, оскорбленный в лучших чувствах, приставил лезвие к моей шее, свободной рукой рванул сумку к себе. Она тут же у него и оказалась. А у меня в руках осталось то, за чем, собственно, я и полез, то есть кусок арматуры.

Перед тем как выйти сегодня на работу, я заглянул на стройку по соседству с «отелем», в котором остановился. Там этого добра как у дурака махорки.

Левой рукой я прихватил вооруженную конечность атамана разбойников и сразу же врезал железкой по локтю. Брутальный мужчина охнул, скорчился и упал. Я шагнул вперед и тюкнул подошедшего толстяка по лбу, очень аккуратно, выверено и дозировано.

— Ой!.. — Это произнес не он, а третий участник великой битвы.

Герой развернулся на месте и бодро припустил куда подальше, совершенно забыв о поврежденной конечности.

Толстяк же ничего не сказал, просто раскрыл от удивления рот и даже не покачнулся. Только звон пошел на всю округу.