из них и сказала, чтобы она померила на мнимой заказчице шляпу, которую она заканчивала. Модистка предложила ещё несколько моделей и после обсуждения, продолжавшегося с четверть часа, заказчица остановилась на прелестной шляпе, которую она пожелала взять с собой.

Едва мастерица вернулась в мастерскую, как Виргиния повела свою покупательницу по тёмному коридору в кухню, отворила шкаф и толкнула молодую женщину в тайник, говоря:

— Я вам разрешаю остаться здесь только четверть часа. Оставаться дольше было бы опасно.

Она отворила дверь, и влюблённые остались с глазу на глаз. Они были как бы отделены от всего мира. Это обстоятельство вместо того, чтобы подбодрить Сан-Режана, заставило его, наоборот, оробеть. Он подошёл к Эмилии, взял её за руку и, подведя её к одному из двух стульев, составлявших меблировку тайника, сел около неё.

— Так вот где вы живёте теперь, — печально сказала Эмилия.

— Мне знакомы убежища ещё менее приятные и спокойные. Подземные тайники Морбигана, где мы прятались, словно кролики, часто не имея пищи, не смея зажечь огня, были не лучше. Это уж такова обстановка войны... Если мы возьмём верх, наша жалкая участь изменится.

— Если вы возьмёте верх! Ах, Сан-Режан, ваша затея безрассудна! Как вы надеетесь её осуществить, один, затерянный в Париже, преследуемый и гонимый. И против кого же? Против этого победоносного Бонапарта!

— Не будем говорить о моих затеях, дорогая Эмилия! Не будем отравлять жестокой политикой те несколько минут, которые нам остаётся провести вместе... Вы не забыли бедного Сан-Режана, вы ангел! Я затерян, как вы сейчас сказали, в этом огромном Париже, и вам стоило только перестать думать обо мне, чтобы быть опять спокойной и обрести чистую совесть. Я причиняю вам беспокойство. Простите меня за это и осветите вашей улыбкой это печальное убежище.

— Это очень неблагоразумно с моей стороны, что я пришла сюда. Но я слишком страдала, не видя вас и не зная, где вы и что вы делаете. Вы приобрели какое-то странное влияние на мою волю, так что я могу теперь желать только того, чего желаете вы. При мысли, что вам угрожает какая-нибудь опасность, я вся дрожу.

Взгляд Сан-Режана стал ещё ласковее, рука нежно пожимала ручку Эмилии. Наклонившись к самому её уху, он прошептал:

— Если вы желаете только того, чего желаю и я, то оставьте мне чудное воспоминание, которое будет скрашивать моё одиночество...

Она покраснела и стала защищаться.

— Я могу провести с вами всего несколько минут, будьте довольны тем, что вы можете получить сегодня... Наконец, сейчас может вернуться эта женщина. Она может нас застать. О, Сан-Режан!

Он заключил её в свои объятия. Охвативший его пыл молодости делал его неотразимым. Она уже готова была уступить его желаниям, как вдруг за дверью послышался лёгкий стук, быстро вернувший её к действительности. Она вырвалась из обятий Сан-Режана и, дрожа от желаний и страха, стала умолять его.

— О, нет, нет! Только не теперь, в другой раз... умоляю вас...

— А если раньше схватят или убьют?

С криком боли она бросилась опять в его объятия. Он мог теперь убедиться, насколько она его любила. Она уже не колебалась, когда ей приходилось выбирать между счастьем своим и счастьем любовника. Радость охватила Сан-Режана. И, успокаивая Эмилию, он говорил:

— Не бойтесь за меня. Я здесь в полной безопасности. Вы можете опять прийти сюда, чтобы оценить мою преданность. Я хочу быть вашим послушным рабом. Вы можете вознаградить меня, когда вам будет угодно.

За благоразумие она подарила ему долгий поцелуй. Бледные, как бы в экстазе, они, не отводя глаз, смотрели друг на друга.

— Вы даёте мне такую награду, которая заставляет вас торжествовать надо мной, — со вздохом сказал молодой человек и, быстро проведя рукой по лбу, продолжал. — Скажите, Эмилия, каким образом вы пришли сюда? Не заметили вы ничего подозрительного около этого дома? За вами никто не следил?

— Кто же мог за мной следить? Мой муж ни о чём не догадывается, а я пришла к модистке. Извозчик, который меня привёз сюда, дожидается у ворот. Я повезу с собой шляпу. Как нарочно, её нужно будет кое-где поправить, и через два дня я сама привезу её опять.

— Через два дня! — радостно вскричал Сан-Режан.

— Я останусь здесь дольше, и чтобы мой визит не показался очень продолжительным тем, кто вздумал бы следить за мной, я приду сюда пешком, как бы совершая прогулку. Теперь я знаю, куда идти, и всё это будет очень просто...

— О, Эмилия! Вы так самоотверженны!

— Так неблагоразумна! Но что это была бы за жизнь, если б мы хоть капельку не были неблагоразумны? Такое безрадостное существование не стоило бы и влачить. Ну, а теперь расстанемся до скорого свидания.

И в тиши маленькой комнатки они поцеловались ещё раз. Сан-Режан стукнул о замаскированную дверь. Через минуту она открылась, и Виргиния, не промолвив ни слова, увела мадам Лербур.

Последняя отыскала на улице свой экипаж и велела извозчику, дремавшему на козлах, везти себя в Пале-Рояль, к тому самому месту, где она наняла его.

Браконно, стоявший на другой стороне улицы и как будто рассматривавший крышу дома, старался не упустить ни одного слова, ни одного жеста Эмилии. Он видел, что она вышла совершенно спокойно, держа в руках картонку со шляпой. Для всякого другого было бы очевидно, что молодая женщина была здесь по самому обыкновенному для женщины делу. Но Браконно, потеряв из виду Сан-Режана, решил, что все передвижения молодой женщины непременно должны быть продиктованы тем, чтобы искать сближения с её любовником. Он понимал, что в этом посещении улицы Дракона был замешан Сан-Режан и что с этого времени необходимо установить наблюдение за этим домом на улице Дракона и за самой Виргинией Грандо.

Прежде всего следовало разузнать всё об аптекаре, жившем на первом этаже. Было девяносто шансов из ста, что это окажется ненужным. Но сыщик знал, что он имеет дело с противником весьма серьёзным и чрезвычайно ловким, и потому он не хотел пренебрегать ничем.

Он вошёл в аптеку и принялся изучать аптекаря, который вышел к нему. То был невысокого роста человек лет пятидесяти, лысый, грязный и, видимо, болезненный. Браконно потребовал унцию александрийского листа. Аптекарь улыбнулся и важным тоном сказал:

— Слабительное — прекрасное предохранительное средство во все времена года, особенно весною... Александрийский лист сильное средство и оно действует гораздо лучше, чем, например, ревень.

Пока он