Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Помоги мне найти Зигфрида, – попросила она.
Кузен спал, уткнувшись носом в подушку на широкой кровати в богато обставленной комнате, мало похожей на каюту корабля. Ильза потопталась вокруг, коснулась кровати, но рука привычно провалилась в пустоту.
– Я могу его разбудить?
– Да.
– И он перенесется к нам?
– Ессли крепко сспит, то да. – Змея свернулась на подушке. – Но ессли нет, то он просснется в вашем мире и исссчезнет.
– Я попробую, – решилась Ильза и, наклонившись, легко прикоснулась к его плечу. Рука ничего не ощутила, но не прошла сквозь спящего, как только что через кровать. Она потрясла Зигфрида, он не отреагировал, но и не исчез. Было очень странно двигать нечто, не чувствуя ни веса, ни твердости.
Наверное, существовала последовательность действий, с помощью которой маг мог перемещаться в сумрачный лес с помощью своего коллеги. Но так как предки, похоже, бродили здесь в одиночестве, никто не пробовал ничего подобного. Или Генриетта вообще не заложила в свое заклинание подобной возможности? Ильза помотала головой. Все это было очень сложно.
– Зигфрид, проснись, – позвала она. – То есть, наоборот… – Зайдя в тупик, Ильза рассердилась, обхватила его за плечи и тряхнула его изо всех сил. По ее ладоням поползли синие всполохи, фигура Зигфрида засветилась, он дернулся в ее руках и открыл глаза. – Получилось!
– Очень рад, – произнес он, обнимая ее в ответ.
– Мне есть, что тебе рассказать, – торопливо заговорила Ильза, отчего-то сильно взволнованная. – Я…
Она замолчала, заворожено глядя в его сияющие расплавленным серебром глаза.
– Какие… необыкновенные у тебя все-таки лицо и глаза!
– Ты так и не спросила змею, почему. – Он скорее утверждал, чем спрашивал.
Ильза с трудом оторвала взгляд от его лица и покачала головой:
– Мне кажется, я сама догадалась.
Ей показалось, он хотел съязвить в ответ, но осекся, понимая, что здесь это прозвучит фальшиво. Зигфрид все еще держал ее в объятьях, пусть и вполне дружеских, но от его рук исходили волны приятного ласкающего тепла. Повинуясь импульсу, Ильза прикоснулась к его щеке, сама удивляясь своему порыву. А Зигфрид вдруг закрыл глаза и доверчиво прильнул к ее ладони. Ей показалось, что она ощущает его чувства – прохладную грусть, колкую тревогу, пульсирующее смятение, теплую нежность. Как будто все его мысли легли ей на ладонь.
Удивленная новыми ощущениями, Ильза отдернула руку, глядя как нехотя отпускает ее сине-красное сияние, но в тот же миг ее перехватила сильная твердая ладонь. Ильза подняла глаза и затрепетала, как бабочка на булавке, на острие взгляда Зигфрида Корфа. Возникло ощущение падения или полета, и девушка поняла, что мир вокруг них меняется. Это уже не была комната, в которой она нашла Зигфрида. Вокруг шелестела буйная чаща первобытного леса. И эта чаща жила, изменялась: на лианах распускались причудливые цветы, чтобы тут же смениться плодами. Те на глазах наливались соком и опадали в густые травы к их босым ногам. Ильза с удивлением обнаружила, что они оба лишились одежд – две нагие души, слившиеся в объятьях посреди этого волшебного леса. Ни тревоги, ни смущения это открытие у нее не вызвало. Казалось, все происходит так, как и должно быть.
Ильза вновь посмотрела в сияющие глаза Зигфрида и улыбнулась. Он тоже улыбался ей легко и радостно. Так, должно быть, он улыбался в далеком детстве, еще не испытав бремени ответственности и не узнав душевной боли и разочарований. Он погладил ее волосы, и Ильза прикрыла глаза, уже понимая, что сейчас он ощущает на ладони ее мысли, и, стараясь думать для него что-то очень хорошее, теплое и светлое.
Она почувствовала на губах его дыхание и замерла, боясь открыть глаза и снова кануть в омут расплавленного серебра. Мгновение длилось, и ее обнаженное тело окатывали волны непонятных, не имеющих название ощущений. Ей казалось, что она стала пламенем, прорастающей лозой, путником в пустыне, жаждущей живительной влаги. И когда, наконец, вечность спустя, его губы коснулись ее, она испытала наслаждение, большее, чем когда-либо в ее жизни.
То, что происходило с ними, было не просто соитие – слияние душ, соединение двух половинок в единое целое существо. Магия пронизывала их насквозь, как солнечный свет молодую листву, перетекала из одного тела в другое волнами томления, желания, восторга. Магия и страсть заполняла их души, едва не разрывая хрупкий сосуд. А живая ткань сумрачного леса сплетала вокруг кокон, чтобы защитить, укрыть внутри себя трепещущую жизнь, не дать ей ступить за зыбкий порог небытия.
Ильза с трудом приходила в себя после всего произошедшего. За окном бушевала гроза. Пахнущий морем ветер раздувал паруса штор, от ночной духоты не осталось и следа. Все тело переполняла сладостная истома. Мир вокруг, несмотря на свежесть утра, казался блеклым по сравнению с той яркостью ощущений, которую Ильза испытала в сумрачном лесу. Но постепенно сон мерк, отдалялся, терял реальность. Ильза потянулась, улыбаясь, и встала, чтобы закрыть окно.
Девушка спала. Ресницы отбрасывали длинные тени на бледные щеки. Веки, прошитые сиреневыми стежками вен, чуть дрожали. Кожа казалась прозрачной, как суридский фарфор. Воспаленные губы ярко выделялись на исхудавшем восковом лице. Прежде рыжие волосы потемнели и слиплись от пота.
Ему не понравилось, как она дышала: часто, поверхностно, с присвистом. Он покачал головой и присел рядом с ней на операционный стол. Серо-зеленые глаза широко распахнулись, несколько мгновений девушка отходила от сна, потом узнала его и в ужасе попыталась закричать. Но из стиснутого спазмом горла послышалось лишь тихое шипение.
– Тише, успокойся. Тебе нужно поберечь силы. – Он осторожно приподнял легкое безвольное тело и подсунул ей под плечи подушку. – Ты должна быть сильной. И тогда ты всех победишь и останешься в живых, разве не так?
Увещевая ее, словно маленького ребенка, он взял принесенную с собой чашку и принялся кормить девушку с ложечки. Немного успокоенная пациентка с трудом глотала целебную кашицу, и у него закралось подозрение, что у нее болит горло. Сегодня непременно надо выделить хотя бы полчаса и отнести ее во вторую лабораторию, чтобы снять паралич. Пусть немного покричит, если сможет, и хоть как-то подвигается.
Он поменял ей ночную рубашку, обработал заживляющей мазью пролежни и с тревогой отметил, что отеки на руках и ногах заметно усилились, а на ступнях проступила темная сеточка вен. Похоже, времени у него осталось совсем не много.
Девушка смотрела на него со смесью страха и робкой надежды на исхудавшем лице. У него мелькнула шальная мысль расчесать ей волосы, но он одернул себя: не стоит причинять дополнительные страдания и
