Ни одно подразделение Службы Безопасности не перешло в подчинение Сулиму Кандырову. А сам Сулим, словно сорвавшийся с цепи пес, носился по городу и устраивал грабежи и разбойные нападения. Его «гвардейцы» наводили ужас на местных жителей. Люди попрятались в домах и боялись выходить на улицы.

Любые попытки урезонить Сулима кончались бранью и упреками.

Не лучше обстояло дело с депутатами и министрами. Часть депутатов сразу после заседания Верхнего Совета бросилась на улицу, призывая людей к восстанию. Уже к вечеру на всех центральных площадях собрались огромные толпы молодежи с красными, зелеными и оранжевыми флагами. Они пели песни и орали лозунги «Братка — на нары!» Другие депутаты — из послушного большинства — сразу разъехались на казенные дачи и заперлись.

Министр Чрезвычайных Ситуаций наговорил ему по телефону массу гадостей и умчался в какой-то в дальний регион — «спасать мужиков от наводнения». Министр Финансов, наверное, спрятался в кладовой Центрального Банка, потому что его секретарша как автомат на все звонки монотонно отвечала: «Он в банке!» А Министр Экономики экстренно улетел в командировку в Южную Африку. Что касается «силовиков», то все они, словно сговорившись, начали требовать от него доказательств гибели Большого Брата. При этом каждый из них ссылался на какую-то мифическую Присягу.

Так что уже к вечеру он остался один на один со своими страхами и опасениями. До самой ночи сидел перед раскрытой тетрадью и в раздумье перелистывал исписанные листы.

Время угрюмое, кончились праздники,

Мир и покой.

Ломятся в дверь, это черные всадники,

Это за мной.

Телефон на тумбочке затрещал еще настойчивее.

Браток с опаской снял трубку и выдохнул на мембрану:

— Алло… Это кто?.. Это ты, Моша?..

— Он возвращается!..

— Кто?..

— Я же сказал: Он возвращается! Ты понял?! Ты даже этого сделать не смог!

— Не может быть…

— Ты идиот, Браток! Ты мог бы быть первым! Понимаешь?! Первым! А будешь последней падалью на зоне!

— Но я же не по своей воле…

— Не вздумай валить на нас! Мы к этому не причастны!

— Но я же всегда был всего лишь твоей Тенью…

— Ты был не моей, а его Тенью! Запомни это! И за все ответишь только ты! Мы проиграли из-за тебя! Ты забыл, что законы политической борьбы гласят: надо идти до конца, не взирая ни на что. А ты — просто жалкий мозгляк! Когда убиваешь, убивай до конца!

В трубке раздались короткие гудки.

Браток в раздумье положил ее рядом с аппаратом и машинально открыл ящик тумбочки. Сдвинув листы бумаги, достал оттуда пистолет и вставил в него обойму. Несколько раз машинально передернул затвор. Трясущейся рукой попытался приставить дуло к виску. Но в изнеможении опустил руку вниз.

По коридору раздались гулкие тяжелые шаги.

Дверь отворилась, и в спальню вошел генерал Фролов. Следом за ним — несколько человек в штатском. Увидев стоящего с пистолетом Братка, генерал спокойно подошел к нему вплотную и аккуратно вынул пистолет из его руки.

— Ты даже этого не можешь сделать. — Фролов вытащил обойму и отдал оружие помощнику. — На подобный шаг способны только имеющие честь и достоинство. У тебя нет ни того, ни другого. Вы арестованы, Ачик! За попытку совершения государственного переворота. Великой Чечерии не будет!

Генерал кивнул в сторону сопровождающих:

— Уведите его!

Лампочка в самом углу камеры за грязной, заросшей путиной решеткой больше напоминала едва тлеющий уголек. Пахло тухлой плесенью и потом давно не мытых человеческих тел. Сразу с порога Братка подтолкнули внутрь затхлого полумрака, и за спиной раздался глухой лязг запираемой металлической двери.

Через мгновение где-то рядом послышалось глухое сопение и недовольный голос из темноты отрывисто рявкнул:

— Спать, суки, не дают! Опять какого-то фраера приволокли! Вали вон туда — в угол! Будешь с Воблой на шконке чалиться!

Слегка приглядевшись в полумраке, Браток увидел сбоку от себя огромную красную рожу зека и его протянутую в сторону стены руку. Там на грязной подстилке примостился парнишка лет восемнадцати, тощий и действительно очень похожий на высохшую воблу. Парень придвинулся поплотнее к стене, освободив небольшое пространство на нарах. Браток на ощупь начал пробираться к указанному месту. Откуда-то сверху на него дыхнули еще сразу несколько заключенных. Под одним из них резко затрещала деревянная подстилка, и вдруг раздался громкий звук испускаемых газов, после чего вся камера наполнилась зловонным ароматом. С нижнего яруса тут же вскочил все тот же здоровенный мужик и с размаху врезал кулаком по голове автору газовой атаки.

— Я тебя, сука, предупреждал! Еще раз газанешь — пришью! Никакого культурного отдыха! Жрать надо меньше!

Мужик уселся на нары и внимательно присмотрелся.

— Что-то мне твоя рожа знакома! Ты, случаем, не был стремщиком в банде у Михася?

Браток прижал голову к груди и опустил вниз взгляд.

— Ты смотри сюда, падла! Чего глаза прячешь?! — мужик резко дернул его за правую щеку, поворачивая лицом к свету. — Пацаны, так ведь это же сам Браток к нам пожаловал! То-то я смотрю, больно холеная физиономия! Раза два я тебя по ящику видел. И Олигарх нам про тебя рассказывал, какая ты есть сука. Это же ты его тогда сюда на нары упек?! — Мужик уселся напротив Братка, достал откуда-то из-под рваного одеяла маленькую фляжку и отхлебнул несколько глотков.

Тут же с соседних нар протянулась длинная сухощавая рука, и раздался тонкий жалобный голосок:

— Батон, дай раза…

— Обойдешься! Ты у меня вчера в штрафниках был, — фляжка так же незаметно исчезло в куче тряпья. — Так значит и тебя сия чаша не миновала?! — он опять пристально уставился на Братка. — Вишь, какое дело?! Говорят ведь в народе: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. А таким сукам, как ты, сюда прямая дорога! Это вон Воблу в тюрягу не за понюх табака приволокли. Он всего-то какому-то менту не понравился за то, что в посольство этих сраных янки помидорами кидался. Вот его и причалили на нары. А ты — птица большого полета! Знать, здорово напаскудил, — Батон опять сунул руку под тряпье, достал фляжку, сделал большой глоток, смачно утерся рукавом и, указывая в сторону нар, философски проговорил. — Ну ничего. Пока можешь дрыхнуть. Сегодня тебя точно никто не тронет. Не боись. А завтра будет видно. Только ты смотри — Воблу не обижай. Не то башку враз оторву! Мы, хоть и воры, но у нас тоже понятия есть — убогих обижать не принято. Это вы там в своих кремлях всех подряд без разбору мордуете. — Батон крякнул и полез на нары. И уже через мгновение оттуда раздался его надрывный храп.

Браток тихо с опаской присел на край деревянного настила, прислонился лбом к металлической стойке и замер.