– Это правда? – не выдержала Вика. – Правда, что она умерла?

У нее язык не поворачивался назвать Эмму по имени, про себя она честила ее всякими бранными словами, но при Феликсе их озвучивать не стала.

– Да. Меня по этому поводу к следователю вызывали.

– К следователю?! Но зачем?

– Эмму убили.

– Как это?! Когда?! – От волнения она пролила чай, вскрикнула, подула на пальцы и принялась вытирать темно-желтую лужицу, грозившуюся струйкой стечь на пол.

– Ее отравили в эту субботу. Я пришел, чтобы попросить тебя составить мне алиби.

У Вики в памяти мгновенно всплыли события того дня. Но почему все это произошло именно тогда?

– Как ее отравили? – севшим голосом спросила она.

– Следователь сказал, что в гостиной Эммы был накрыт столик на двоих. Две кофейные чашки, в одну из которых подсыпали яд. Они подозревают меня, но я к ней не заходил, кофе не пил, и, о, боже, не убивал ее! У меня нет алиби. В тот день у меня было паршивое настроение, и, чтобы развеяться, я бесцельно гонял по Кольцевой. Знаю, у тебя в субботу был выходной. Скажи, что я был здесь, в этой квартире, и ты меня видела.

– Ну, я не знаю, – помялась она, соображая, как же ей выйти из этой щекотливой ситуации.

– Пожалуйста, Вика. Я знаю, что я – подлец, я так низко поступил с тобой. Но прошу, помоги мне!

– Хорошо. Я сделаю это ради того хорошего, что между нами было.

Феликс взял бог весть сколько времени валявшийся на балконе пластиковый ящик с инструментами, поискал недостающие отвертку и пассатижи, нашел, бросил на Вику подавленный взгляд, хотел было привычно поцеловать ее, но остановился, не сделав этого.

– Пойду я, – сказал он.

– Иди.

Когда за Феликсом закрылась дверь, Вика достала из ящика с гигиеническими принадлежностями завернутое в салфетку кольцо. То самое, с рубинами и бриллиантами, работы Павла Аркадьевича. Слава не ошибся – кольцо пришлось ей впору. Оно, как родное, сидело на ее безымянном пальчике, завораживая девушку своей красотой.

Вика давно заметила, что все, чего она хочет, всегда воплощается. Даже самые невероятные и дерзкие ее мечты сбывались. Нет, она не обладала волшебной палочкой, по мановению которой мгновенно материализовалось все то, что она загадывала. Дело обстояло иначе. Вика чего-то страстно хотела и ярко представляла в воображении свою сбывшуюся мечту. Порою она чего-то долго ждала и не получала этого. Чем нетерпеливее она ждала, тем дольше ей приходилось ждать. В этом случае мама ей всегда говорила: если смотреть на чайник, он никогда не закипит. Так и было: Вика прыгала вокруг чайника, поминутно заглядывая под крышку, и лишь когда она забывала о своем желании, оно воплощалось в жизнь.

Она хотела, чтобы Эмма умерла, и даже выбрала для нее могилу? Пожалуйста – заказ выполнен! Правда, похороны еще не состоялись, и вряд ли она будет на них присутствовать, но это уже не столь важно – не очень-то и хотелось! Все, как всегда, сбылось и, как всегда, не совсем так, как она себе представляла. Осторожнее надо обходиться с мечтами, как говорит ее мама.

Зачем эта старая сучка умерла именно в субботу и именно на даче, да еще и за чашкой кофе?! Другого места и времени не нашла? Зачем потребовалось подставлять ее, Вику? Мало того, что она разрушила Викино счастье, так еще и напоследок умудрилась ей свинью подложить!

* * *

Работа в лагере Вике не понравилась – мама действительно очень точно описала его атмосферу. Но Вика не сбежала после первой смены, как пророчила ей мать, из упрямства она оттарабанила все три и вернулась выжатая, как лимон. То лето она запомнила надолго, ибо никогда еще так сильно не уставала. Единственной отдушиной в том жутком педагогическом террариуме были беседы с Эммой Львовной. К одиннадцати вечера, когда малыши засыпали, Вика шла к Эмме Львовне на чашку кофе. Эмма Львовна любила хороший заварной кофе, но могла выпить и дрянной. Она разогревала электрический чайник, доставала сомнительного производства растворимую «Арабику» и сласти, какие бог послал. Вика приносила печенье и конфеты, те, что щедро дарили ей дети. Гулял приятный летний ветер, сквозь высокие сосны прокрадывались лунные лучи, и под мерное стрекотание сверчков они вели приятный неторопливый разговор. Вика, как на духу, делилась с Эммой Львовной всем сокровенным, рассказывала обо всем, о чем думала. Эмма Львовна никогда ее не перебивала, ни за что не осуждала и ничего не советовала. Она вообще давала советы очень редко, только когда об этом ее просили. Начинала их всегда так: «Я могу ошибаться, но мне кажется…» «Как это она может ошибаться в такой простой житейской ситуации, ведь она такая умная?! Это же не бином Ньютона», – думала Вика. Она поражалась фантастической деликатности этой женщины. У самой Вики эта черта характера явно хромала. Мама ей всегда говорила, что у нее не хватает чувства такта – вместо того, чтобы промолчать, Вика в глаза скажет все, что думает.

Когда закончилось лето и пришла пора покидать лагерь, Эмма Львовна оставила ей свой телефон и пригласила к себе на дачу. Вика очень хотела иметь такую подругу, но она понимала, что между ними – пропасть: и из-за возраста, и из-за социального положения каждой. Она сначала думала, что приглашение – формальное, и долго не звонила Эмме. Но осенью, когда за окном шел унылый дождь, все ее друзья оказались занятыми и Вика осталась одна, ей однажды стало очень грустно, и она набрала номер Эммы.

За окном мелькали пригородные пейзажи, субботняя электричка неслась в Выборг. Вика смотрела в окно и представляла, как она придет к Эмме Львовне и что ей скажет.

У Эммы всегда были толпы поклонников, но сама она никем всерьез не увлекалась. Три раза побывала замужем, и все три раза разрывала отношения первой. «По-настоящему можно выйти замуж только за саму себя, – говорила Эмма. – Мужчина – это как декоративная болонка: он нужен для удовольствия, чтобы было кому почесать шейку и с кем выйти на прогулку. Но если наличие домашнего питомца начинает иногда тяготить, то от него нельзя так же легко избавиться, как от надоевшего мужчины. Поэтому я завожу мужчин и никогда не завожу собак». Феликс ей не нужен, это ясно. Наиграется с ним, как с болонкой, и бросит.

Если рассказать ей, что у них с Феликсом все серьезно и они любят друг друга, Эмма не станет им мешать. Она ведь такая умная и великодушная, так часто она поддерживала Вику, когда ей было плохо, – скажет всего лишь несколько слов своим бархатным голосом, и сразу хочется расправить плечи и выбросить из головы все мелочи, недавно казавшиеся такими глобальными проблемами.

Доехав до Зеленогорска, Вика пересела на автобус и через двадцать минут уже была в Ушкове. Она бодро пошла напрямик по извилистой грунтовой дорожке и, только когда из-за деревьев показалась красная крыша дачи Эммы Львовны, подумала, что хозяйки может не оказаться дома. Но, как и прежде, Эмма осталась верна своим привычкам – она приехала на дачу рано утром и собиралась провести здесь все выходные.

«Хорошо выглядит, – отметила Вика не без досады. Ей показалось, что Эмма Львовна помолодела. – Но я лучше!».