—Специально ондождь наслал,— ответил Пётр.— Рассердился, подношения ему непонравились. Мало мыдаров наалтарь положили, вот ирасхлёбываем.

—Нокак нам это исправить⁈— вскричали сельчане.— Помоги нам, сделай хоть что-нибудь!

Десять дней иодиннадцать ночей размышлял Пётр. Нехотелось ему идти против Богов, нобольно ужлюбил онсвою родную деревню иеёжителей. Это была его родина, немог онеёбросить. Поэтому онзаглянул вбудущее, апотом пошёл кБогу. Датолько некПеруну, акЯрилу. Ипопросил онунего солнечных дней, обещал ему богатые дары, если урожай хороший удастся. ИЯрило откликнулся намолитву, разогнал тучи испас пшеницу. Неукрылось это отвзгляда Перуна, итогда онпроклял урожай.

—Первый человек, который попробует хлеб, испечённый изэтой пшеницы, умрёт!— прогремел оннавсю деревню. Нотак это громко было, что сельчана показалось— навесь мир.

Испугались сельчане, ночей неспали— даже думали жребий кидать, кто первым съест хлеб изпроклятой пшеницы. Только Пётр ходил спокойным изагадочно улыбался, акак только пшеница созрела, оннамолол изнеё муки идал жене, чтобы напекла лепёшек. Тасделала, как онпросил. Пётр забрал горячий хлеб ипоехал вгород, нарынок. Сельчане его отговаривали— недело убивать невинного человека! НоПётр непослушался. Занял место нарынке иначал торговать.

Первым его покупателем оказался мужчина— нестарый инемолодой, некрасивый инеуродливый, невысокий иненизкий. Подошёл онкПетру, придирчиво осмотрел все лепёшки, даикупил одну— позажаристее. Откусил мужчина большой кусок, атот кусок сразу встал ему поперёк горла. Задыхается мужчина, синеет уже— наземлю упал, бьётся всудорогах игорло себе царапает. Люди вокруг бегают, кричат, лекаря зовут, аПётр стоит иулыбается.

—Чего тыулыбаешь?— кричат ему.

—Давот чего,— отвечает онипоказывает намужчину.

Атот уже перестал задыхаться, проклятый кусок выплюнул, тяжело дышит ибуравит Петра взглядом. Обычный мужик вроде бы, датолько иглазом моргнуть никто неуспел, анаего месте стоит грозный Перун.

—Тызнал?— спрашивает онПетра.

—Знал,— говорит Пётр. Ониправда знал, что Перун иногда принимает человеческий облик иходит поземле, смотрит, как живёт его паства. Знал онтакже, что сегодня Перун явится именно наэтот рынок, подойдёт именно кэтому прилавку изахочет купить хлеб. Пётр улыбнулся испросил:— Вкусная лепёшка?

—Вкусная,— скривился Перун. Хотел онсначала убить Петра занаглость, нопотом решил пощадить— заумисмелость. Ночтобы вбудущем его вокруг пальца необводили, Перун создал судьбу ивелел Мокоши еюуправлять— чтобы укаждого человека был свой предопределённый путь, который онизменить несможет.

* * *

Ясфотографировал эту идве следующие легенды ипоторопился встоловую— всё-таки обещал Егору попасть наужин. Подороге обдумывал прочитанную сказочку. Если считать, что вней есть хотя быдоля правды, тоона вполне объясняет, почему вРоссийской Империи оракулов превращают вбездушных кукол, которые тупо выполняют приказы. Вероятно, это нетолько инестолько государственная инициатива. Возможно, приказ спустился сверху, иянеИмператора имею ввиду. Пустые домыслы? Ну, следующие легенды повествуют отом, как Перун столкнулся смагом крови ивластителем времени. Ипроиграл. Марена— Богиня, управляющая кровью. УЛомоносовых, судя повсему, дар времени. Все мои догадки были эфемерными, но… ячётко ощущал, что нащупал важную ниточку.

Встоловую язашёл вхорошем настроении— помахал ребятам, которые уже заняли столик, ипотопал краздаче. Нонеожиданно изкухни вырулили две девушки вполицейской форме ицелеустремлённо направились комне.

—Марк Ломоносов?— спросила одна изних и, когда якивнул, вытащила наручники исказала:— Нам нужно поговорить.

—Марк Ломоносов?— спросила одна издевушек вполицейской форме и, когда якивнул, вытащила наручники исказала:— Нам нужно поговорить.

Если честно, яслегка растерялся, непонимая, как реагировать— потому что наручники были розовыми ипушистыми! Вся столовая замерла, почуяв что-то интересное. Намне скрестилось больше сотни взглядов. Боковым зрением язаметил, как порог столовой переступил директор Академии. Виктор Викторович застыл как громом поражённый, наего лице отразилась странная смесь злости иобречённости. Тем временем полицейские нетеряли времени зря— подтащили стул итолкнули меня нанего. Яподдался исел— происходящее начинало меня веселить, мне уже стало любопытно, что произойдёт дальше. Заиграла ритмичная задорная музыка. Егор стоял сосчастливой физиономией ихлопал ейвтакт.

Одна изполицейских начала танцевать передо мной, авторая— скользнула назад, нагнулась ипровела ладонями уменя погруди. Они плавно извивались ираздевались. Видимо, оплаченное время было небольшим, потому что они этот процесс особо нерастягивали. Вовсе стороны полетела одежда— форменные фуражки, пиджаки, галстуки, апотом девушки резким движением содрали ссебя штаны. Чей-то галстук повис наголове директора. Ивот вэтот момент Виктор Викторович опомнился ивышел изступора. Ондёрнулся и, повернувшись краздаче, закричал:

—Выключите музыку! Немедленно!— стриптизёрши тёрлись обменя ирасстёгивали пуговички нарубашке, явно собираясь избавиться иотних. Ноповарихи успели раньше— вырубили проигрыватель. Встоловой воцарилась мёртвая тишина. Умногих студентов буквально поотвисали челюсти. Директор жепродолжал орать наповарих:— Дакак выдодумались участвовать вэтом цирке⁈ Вычто здесь устроили⁈

—Даладно вам,— отмахнулась главная повариха.— Мальчика, что ли, поздравить нельзя? Ничего страшного неслучилось. Анакрасивый танец чего быинепосмотреть? Даивообще, чего выпредставление испортили? Мыещё торт невынесли,— она оглянулась через плечо игаркнула: Выключайте свет!

Где-то щёлкнуло, ивсе лампочки моментально вырубились. Аязакатил глаза— надо жебыло забыть, что уМарка Ломоносова сегодня день рождения! Впервом мире яникогда неотмечал этот праздник: вдетстве небыло возможности, авовзрослом возрасте— времени.

—Сднём рожденья, тебя! Сднём рожденья, Марк! Сднём рожденья тебя!— запел Егор, аповарихи илиповые полицейские подхватили. Ладно стриптизёрши— они отрабатывали свой оклад. АЕгор… Ну, это просто Егор. Очевидно, его ничто несмущало, онжеэто, походу, иустроил. Додумался же. Авот поварихи… Они бессмертные или да? Против директора-то идти? Виктор Викторович едва отбешенства нелопается, вон как поего рукам молнии бегают, даже ввоздухе запахло озоном. Кристина наблюдала заразвернувшимся представлением сосложным лицом— судя повсему, ейодновременно хотелось ихлопнуть себя полбу из-за испанского стыда, иприсоединиться кразвлечению. Вконце концов, победило второе— она озорно улыбнулась изапела. Как иГена Познанский. Иещё несколько студентов, которых ядаже незнал.

Главная повариха выкатила комне тележку, накоторой стоял трёхэтажный торт сгорящими свечами. Яприкрыл веки изадумался— какое быжелание загадать? Победить Перуна? Возродить величие Рода Ломоносовых? Стать Императором? Ямысленно ухмыльнулся— всё разом! Тоесть— прожить весёлую идостойную жизнь! Яоткрыл глаза изадул свечи. Включился свет.