— Володя, мне нужно с тобой обмолвиться парой слов, — тесть смотрел на него через стол, прищурив свои круглые желтые глаза. — Выйдем.

Они прошли в кабинет Анатолия Николаевича. Шторы в нем были опущены и пахло пылью. Картина на стене, изображавшая речные просторы, катер и несколько серых тучек — подарок местного художника — казалась единственным окном из этого затхлого бункера в мир.

— Присаживайся, Володя.

Странный все-таки человек мой тесть, подумал Филиппов, садясь, масон ей-богу.

— Как вы тут без меня?

— Потихоньку.

— Как Марта?

— Переживает, конечно. Сны всяческие кошмарные ее преследуют. Плачет часто.

— Ты теперь, Володя, в семье за главного, — голос тестя звучал мягко, лаза смотрели ласково. Он включил настольную лампу, и Володе снова вспомнились советские фильмы послевоенных лет, в которых генералиссимус по-отечески разговаривал с генералами, лампа на его столе тихо светила, а на стене висела карта страны. — Устал я, понимаешь, хочу отдохнуть от всего. Николаю я дам денег на машину, Ольга квартирой обеспечена, у вас с Мартой все есть. А я отдохну с Аглаей Дмитриевной… Что будет нужно — если уж особо важное — звони.

Ночью Филиппов проснулся от света: горел торшер, жена, в длинной бледно-голубой сорочке, стояла посреди комнаты.

— Ты что, Марта?

— Мама приходила, она была в халате, прозрачная, даже немного колыхалась, словно от ветра, она остановилась вот здесь, — Марта показала на середину паласа, накрывавшего часть комнаты, — посмотрела на меня, а я уже не спала, но лежала, потом тихо — тихо обратилась ко мне по имени и, когда я села в кровати, вдруг подошла к окну — и исчезла — словно вышла через стекло. — Филиппову стало не по себе. — А потом исчезла.

Он и так, после разговора с тестем, чувствовал себя тревожно. Прамчук бросил семью на него, это ужасно! Заездит меня семейка! Лучше слушать самого черта — лишь бы самому не нести ни за что ответственности! А теперь явление второе — призрак тещи!

Марта была так бледна, что показалась Филиппову похожей на мертвую Паночку.

— Ложись, ложись, родная, — он встал, обнял Марту за плечи. Она дрожала — Моя мать тоже видела свою умершую бабушку. Так бывает. Игра воображения.

— Нет, нет, — замотала головой Марта, — душа бессмертна. Это не фантазия, это приходила мама. Мама!

И Марта зарыдала так громко, что Филиппов испугался: разбудит детей.

— Перестань, перестань, — он почти грубо тряхнул ее за плечо, — лучше сядь и послушай, что я тебе скажу.

Она пошла и покорно присела на край кровати. Он сел рядом.

— Твой отец сказал мне сегодня, что будет жить у Аглаи. Он дал Николаю денег на машину. У Ольги все есть. И он считает, что и у нас все в порядке. — Глаза Марты смотрели мимо Филиппова — куда-то в угол комнаты.

— Да перестань ты ждать, что мать опять появится, — Филиппов уже чувствовал раздражение. Сидит дома, в четырех стенах на всем готовом, дети с нянькой, деньги идут, чего не удариться в мистику! Повкалывала бы восемь часов в день, а потом вечером, еще бы стирала и на завтра обед готовила, как все бабы, — никаких бы призраков не видела. И некогда было бы о матери рыдать. Дура избалованная. Иногда, как это ни казалось парадоксальным даже ему самому, он испытывал зависть к тихому беспроблемному, безбедному существованию супруги. Вообще, копаясь в себе, он давно уже понял, что двумя стимулами его активности выступают ревность и зависть. Хотя порой они же и тормозят какие-то его благие начинания…

— Марта, ты соображаешь, что твой папаша нас хочет бросить? — Крикнул он, впиваясь взглядом в лицо жене.

Она глянула на него, вопросительно подняв круглые брови.

— Аглая сведет его в могилу, ты должна сделать все, чтобы он ушел от этой гнусной бабы и вернулся к нам домой.

— Да, у нее черная, черная душа! — Зашептала Марта.

— Хрен с ней, с ее душой! — грубо рявкнул он. — Верни отца!

— Как? — Она ухватилась холодными пальцами за его руку. — Как?

— Сходи к ней, предложи деньги, я скажу тебе какую сумму утром, попроси за деньги оставить Анатолия Николаевича.

— Кто же откажется от семьи за деньги? — Пролепетала Марта. — Предложи мне хоть миллион, я не смогу быть без тебя, Володя.

— А Аглая — сможет. — Он встал. — Она из другого теста. А сейчас — спи. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб. Наивное дитя!

В кухне, докуривая сигарету, он принял другое решение: конечно, Марту посылать — глупость. Жена там разрыдается, постыдится предлагать деньги, на том все и кончится. Попросить Ольгу? Ольга и так будет тянуть из папаши деньги У нее в сущности все действительно есть. И ей наплевать, где он — у нас или у Аглаи. Поговорить с Колькой? Тоже — пропащее дело. Надо все делать самому. Через подставное лицо. Кто подойдет? Нелька? Нельзя — растреплет по институту. Да и зачем раскрывать ей карты: тесть — его опора, и незачем никому на работе знать, что он сбежал.

Он-то сбежал, вдруг прозвучал голос в душе, а тебе теперь — двойные кандалы. Попросить Женечку? Она и так в курсе всех их проблем — соседка. Аглаю видела. Деньги и ей нужны. Или можно Женечке принести хороший подарок — золотые серьги, к примеру. Пожалуй, так и сделаю. Он погасил сигарету и лег спать.

А вечером уже звонил в дверь к одинокой соседке.

«7 июня

Вот как давно я не писала!

Дома все по-прежнему. У тети Саши, прав да, был приступ холецистита — и неделю она к нам не приходила… Мама оставалась одна, пока я была на работе. В общем, все было терпимо: она не сильно меня утомила (обычно мама доводит тетку своими жалобами и слезами), потому что я купила ей коробку конфет (огромную!) и она ела конфеты, не переставая.

В институте тоже все нормально. Дима, мой прямой начальник, уехал на специализацию, и прислал мне письмо, в котором рассказал, что видел старый документальный фильм о Кулагиной, она передвигала телекинетически коробок спичек, читала сквозь бумагу конверта и пр. Письмо Дима вдруг закончил так «Ладно, пока, Анна. Живи, пей коньяк с красивыми мужчинами и ешь бисквитные пирожные!»

Вчера мы гуляли с Филипповым; шли по проспекту, он рассказывал мне о детях (хотя его семья как бы находится для меня совсем в другом измерении) и встретили Елену. Она, кстати, выходит замуж за Гошу, потому что ждет ребенка. Гоша ко мне больше не показывается — ну, понятно, что он может мне сообщить интересного? Мне очень не хотелось сталкиваться с Еленой и она, слава богу, сделала вид, что нас не увидела — и перешла на другую сторону.

Потом Филиппов вдруг предложил съездить в гости к его приятелю, потому что у приятеля есть какие-то нужные Филиппову книги, а сам приятель в отпуске и на работу, — он тоже научный сотрудник из Академгородка, — не покажется до конца июня. Я согласилась. С Филипповым мне интересно, погода отличная — почему бы и не прокатиться на такси до другого района, где я по-моему вообще ни разу не была. Ведь вся моя жизнь проходит на пятачке центра и в Академгородке, я даже названий городских улиц не знаю, когда ко мне обращаются прохожие с просьбой подсказать им, как куда добраться, я порой с удивлением узнаю, что у нас есть улица Александра Грина, кафе «Эллада» и тому подобные названия. Впрочем, чему удивляться, если продают стиральный порошок «Офелия-м» — то есть Офелия модернизированная!